Длинноногий Потин, самый рослый из всех, но ожиревший и дряблый, с его длинным носом и проницательными, близко посаженными глазами, смахивал на священную птицу ибис, хотя, конечно же, ничего святого в нем не было.
— Ваше величество, — произнес он нараспев тонким вкрадчивым голосом, — если вы и вправду так думаете, вы не понимаете народа. В таком деле, как праздники и зрелища, не бывает излишеств.
— К тому же народу не терпится увидеть царскую свадьбу, — подхватил Феодот, мой бывший наставник, потом перешедший к Птолемею.
Плюгавый коротышка, он имел обыкновение глупо хихикать и пытался прикрыть плешь, отпустив длинные локоны и зачесывая их поверх лысины. Да еще повязывал голову лентой, как распорядитель Гимнасиона.
— Не могу понять, что за спешка, — сказала я. — Мой брат Птолемей — не иноземный царевич, брак с которым важен с точки зрения заключения государственного союза. И вряд ли мы с ним, поженившись прямо сейчас, можем в скором времени одарить страну наследником.
— Такова воля твоего отца! — рявкнул Ахилла, предводитель египетских войск.
Он родился в Верхнем Египте, откуда всегда происходили лучшие бойцы. Темнокожий и сухопарый, Ахилла походил на ожившего воина с древней фрески, хотя его доспехи, нагрудник и поножи были новейшего образца. Как и многие египтяне, желавшие приблизиться к власти, он взял себе греческое имя, хотя на самом деле его звали «Угодный Амону» или как-то в этом роде.
— И его воля будет выполнена, — заявила я. — Я почитаю своего отца. Разве я не добавила к своим титулам еще и Филопатор — «любящая отца»?
Я взглянула своим врагам (ибо кем они были, как не врагами?) прямо в глаза.
— Повиновение — лучший способ почтить родителя, — заявил Потин.
— И лучший способ почтить вашу царицу, — напомнила им я. — Вы мои подданные, хоть и советники Птолемея.
В отличие от брата я советников не имела — вокруг не было ни единого человека старше меня, на кого я могла бы положиться. Со всех сторон окружали враги, друзья же были еще моложе и куда менее влиятельны, чем я сама. Троица противостоявших мне вельмож, казалось, воплощала в себе могущество Египта.
Мои слова они выслушали хмуро.
— Мы, безусловно, чтим тебя и повинуемся, — промолвил Ахилла со своим резким египетским акцентом. — Но и тебе не пристало пренебрегать своим долгом по отношению к брату и соправителю.
— Ему воздастся все, что положено, — заверила я.
Так или иначе, царю Птолемею Тринадцатому уже отвели место во дворце и в истории. Ну а что с остальными нашими родичами? Что будут делать отстраненные от трона Арсиноя и Птолемей Младший? Просто жить во дворце и ждать своей очереди? Кружить над нами, как стервятники? Я поежилась.
— Мне не нужны распри, — заявила я, полагая, что лучше сразу расставить все по своим местам. — Однако я царица, и я буду по-настоящему править и в своем дворце, и в своей стране.
О, если бы они не были настолько выше меня ростом! Тем, кто уверяет, будто рост и физическая сила ничего не значат, не приходилось закидывать голову, чтобы посмотреть противнику в глаза, или подтаскивать табурет, чтобы выглянуть в высокое окно.
— Римляне, как обычно, подают нам плохой пример, — промолвил с презрением Ахилла, прицепившись к первой части моего высказывания и игнорируя вторую. — Похоже, их распри оборачиваются очередной гражданской войной, на сей раз между Юлием Цезарем и Помпеем. Если нам очень повезет, они уничтожат один другого.
Он фыркнул, как учуявшая след борзая.
— Если Помпей обратится к нам, придется откликнуться, — сказала я.
Помпей был союзником моего отца и теперь, если его припечет, мог потребовать нашей помощи. Кроме того, именно Цезарь отвечал за сбор денег, которые Египет задолжал Риму, и я желала ему поражения. Правда, едва ли это сулило особые выгоды Египту — мы разоримся, вооружая Помпея для борьбы с Цезарем. К тому же, даже если Цезаря не будет, долг останется и сбор его возьмет на себя кто-то другой.
— Зачем? Египет далеко от Рима. Мы оставим его призывы без внимания, — возразил мне Потин.
И этот человек считал себя мудрым и дальновидным советником? Я не удержалась и насмешливо улыбнулась.
— Как ребенок, притворяющийся, что не слышит, когда мать велит ему идти спать? Нет, Потин, это путь трусов, и ни к чему хорошему он не приводит. К тому же город Рим и правда не близко от Александрии, до него двенадцать тысяч миль; но мощь Рима заключена в легионах, расквартированных, например, в Иерусалиме, за триста миль от нас. Помните, как быстро прибыл сюда Габиний с войсками?.. Нет, если призыв исходит из Рима, мы не можем сделать вид, будто не слышим. Правда, мы можем попытаться ответить так, чтобы это принесло нам наибольшую выгоду.