Сейчас напишу Мариэтте Шагинян (по настоянию матери) благодарность за ее книги (и с надписью - это ничего) Дневник N 2 29 марта 1940 года Георгий Эфрон Сегодня, 29го марта 40го года, я и мать получили новый и громкий удар по кумполу.
В чем этот удар заключается? Утром мать вышла на улицу и встретила Серафиму Ивановну (директоршу Дома отдыха), которая сообщила, что теперь мы должны платить в два раза больше, чем раньше. Конечно, мама этого платить никак не может. Тогда Серафима позвонила в Литфонд, и там сказали - пусть платит как раньше (т.е. - теперь за одного). Итак, теперь мы будем ходить в Дом отдыха и брать пищу на одного человека и делить между собою. Кончено теперь хождение в Дом отдыха! Будем, конечно, есть дома. Так, 29го, после 3х месяцев и 16ти дней общение с пребывающими в Доме отдыха прекратилось. Это - конечно, большой удар по кумполу, и мы опять внизу волны. Смешно! Брать пищу на одного человека и делить поровну! К тому же вчера мать, не зная нового решения, послала прошение о продлении пищевой путевки на старых условиях. Возможно, что продлят на новых условиях (плата за одного человека), а возможно, что не продлят совсем, а тогда школа полетит к чортовой матери. Вот скучища! Надоело. И все, мне смешно: пища на одного человека, брать, как воры, и не быть там за столом. Мне-то лично наплевать, но каково-то маме! И вдвое увеличили цену - это здорово! Во всяком случае, до 12го апреля есть еда (на одного, делимая на два), и мы остаемся пока здесь. Если продлят на тех же условиях, то мы останемся здесь до мая, а потом придется переезжать в другую комнату в Голицыне, чтобы я смог кончить здесь школу и выдержать испытания; потом переедем (после конца испытаний, в июне) в Москву, т.е. не в Москву, а в Сокольники, в крохотную комнатушку. Нда!
Перспективы, нечего сказать! И так несладко жить, и вот новый удар, который не только лишает нас много пищи, лишает собеседников, но и удар, который некрасивый и несправедливый. В сущности, наплевать. Посмотрим, что будет дальше.
Дневник N 2 30 марта 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня мать уехала в Москву. Теперь она каждый день ходит за едой в Дом отдыха.
Унизительное положение! Что-то вроде нищенства, - нужно сказать спасибо Литфонду. Сейчас читаю - вернее, перечитываю замечательную книгу: Эрскин Колдуэлл, "Американские рассказы". Только что прочел книгу Паустовского "Колхида".
Смех берет - если сравнить обе вещи. Сегодня утром написал картиночку маслом - ничего для начинающего. Послезавтра пойду в школу. Все.
Дневник N 3 1 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Вчера была жена Москвина - маме привезла папиросы, мне обещала привезти тетради (в которых я очень нуждаюсь, - в школе нет дневников). Вчера вечером был в Доме отдыха: сначала у Зелинского, потом у Гроссмана, куда пришли Зелинский и Любимова (она пишет детские пьесы). Потом я пил чай. Сегодня пошел в школу - там все то же самое. Зелинский привез "Интернациональную литературу", но этот номер я уже читал. Он поедет в столицу 4го и обещал еще кое-что привезти. Чему я научился во время моего пребывания в СССР? - Я научился жить каждым днем и не думать о будущем, раз это будущее все равно от меня абсолютно не зависит. Что хорошего в той комнате в Сокольниках? - То, что она близка (сравнительно) от центра, от Москвы и, следовательно, от развлечений. Единственное, что меня смущает, это - как будет мама с соседями, вернее, каковы будут взаимоотношения матери с соседями по кухне. Как бы не выходило скандалов, сплетен и т.п. Ну, ничего! Нужно жить каждым днем, я так и делаю и буду делать.
Дневник N 3 2 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня произошла прививка - так. В общем - здорово и не было больно прививать.
Во всяком случае, эта штука ликвидирована. Пока температура не подымается.
Укололи в живот - и он болит, но не очень, невелика беда. Сейчас читаю "Первые люди на луне", которые мне одолжил хрюкающий завуч. У этого завуча, у которого я беру уроки алгебры и геометрии, изрядная библиотека. Все продолжается по-старому: я хожу в школу, мать ходит в Дом отдыха за пищей, происходит оттепель, немцы и англо-французы не двигаются, земля все кружится, как оголтелая. В общем, скучища - больше не получаю газет из Дома отдыха, ничего не знаю о происходящих событиях, но скучища спокойная - без перемен. Надеюсь, что узнаю до 12го, срок кончины нашей путевки, продлили ли эту путевку или нет. Я думаю, что продлят (подумаешь, одно питание на одного человека, и мы еще и платим). Мне вообще начхать, но пока живу и наслаждаюсь (конечно, относительно) жизнью.
Дневник N 3 5 апреля 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня ночью тошнило, и было расстройство желудка, а также здорово болел живот.
Сегодня в школу не пошел, а валяюсь в кровати. Нарисовал две хорошие штуки, сделал русский письменный, решил две задачи по алгебре и теперь лежу просто так.
Теперь почти каждый вечер я и мать ходим в Дом отдыха пить чай. Литфонд предоставил нам даровую путевку на 2 с половиной месяца (путевка для меня, чтобы мог окончить здесь учиться). Но у мамы нет денег, и она взяла, по советам Серафимы Ивановны, директорши Дома отдыха, эту путевку для нас двоих, и, таким образом, мы все же не будем ходить в Дом отдыха, но платить не будем ничего, кроме платы за комнату. Сегодня почему-то думал о Майе Левидовой - как-то не верится, что я у них бывал, и с ней говорил, и даже ходил в музей. Пока я езжу в Москву, но потом, когда переедем, остается вопрос - возобновить мне с ними отношения или нет? Хотя я и умнее Майи, гораздо умнее, но все же она как-то выше стоит, чем я: учится в художественном техникуме, сдает нормы на ПВХО, имеет товарищей, перед ней путь ясен, абсолютно - кончит техникум, поступит в институт; она уже сейчас делает рисунки и картины маслом совсем "классически".
Ее путь виден и ясен. Во всей совокупности этих фактов, в более широкой полноценности ее жизни, она, бесспорно, как-то выше меня, и это меня смущает. Я познакомился с семьей Левидовых посредством телефонного звонка Мули. Муля хотел меня познакомить с Майей для того, чтобы узнать кое-что о техникуме, где она учится, и куда я намеревался позже, в ту пору, поступить. После того как я узнал, что мне было нужно, я стал иногда к ним ходить. Они всегда были рады моим посещениям, но мне всегда чудится какая-то искусственность таких отношений. В сущности, я Майе ничего не приношу, и она мне ничего не приносит. Мы с ней ничем не связаны, кроме как абсолютно различными понятиями об искусстве и его целях. Я с ней был в Музее западных искусств, и мы неплохо провели время, но все-таки мы ничем не связаны. Последний раз я у них был 24го февраля: месяц и две шестидневки тому назад. Почему я к ним ходил? Потому что Левидовы люди культурные, особенно отец. Я всегда могу там поистине хорошо поесть. Майя, бесспорно, привлекательна, и, когда я от них ухожу, я как-то накачан оптимизмом и верой в хорошие для меня дни. А вместе с тем когда я смотрю на это со стороны, то мне кажется, что эти отношения ненормальные, не будучи, в сущности, ни на чем основаны, кроме того факта, что Левидов ценит и высоко ставит как поэта мою мать (хотя и не знает ее), и на телефонном звонке. Кроме того, тот интерес, неизбежный к человеку, недавно приехавшему из-за границы, постепенно и со временем утрачивается, что абсолютно понятно. Конечно, мне приятно глядеть на Майю и пить коньяк ее присутствия, но ей-то каково? Вот вопрос. Конечно, я всегда могу показать мои новые рисунки - это любит вся семья. Майя признает, что такого карикатуриста, как я, не найдется во всем их техникуме. Впрочем, я думаю, что этот вопрос об общении с Левидовыми (основанный, в сущности, на общении с Майей) как-нибудь разрешится, особенно когда я буду жить в Сокольниках, близко от Москвы. Интересно, как Майя выглядит в летнем платии? - Должно быть, здорово. Она и так хорошенькая в ее теперешней одежде, а в летней, наверное, совсем "зажигательна". Левидовы, конечно, куда-нибудь уедут на лето, но, тем не менее, я надеюсь увидеть Майю еще до их отъезда.