-- Доброе утро, милый.
-- Здравствуй, дорогая, -- сказал я.
-- Очень мило, что ты пришел.
-- Напротив, очень мило, что ты пожелала встретиться.
-- Нет, правда, я очень рада тебя видеть.
-- Я тоже в восторге.
-- Ты неважно выглядишь, милый. Дела замучили?
-- Да. Пропасть дел.
-- Но ты же знаешь, тебе нельзя утомляться.
-- Что поделаешь... Зато ты выглядишь прекрасно.
-- Нет, серьезно. Тебе не следует перегружать себя работой. Особенно в такую жару.
Я всегда ненавидел этот small talk, но Кларе он был необходим. В старое доброе время она как-то призналась мне, что для нее это нечто вроде разведки боем. Она-то, наверное, не помнила, что сказала мне об этом. Я сказал:
-- Да, в последнее время стоит ужасная жара. Сегодня будет более жарко, чем вчера. А завтра будет еще жарче. Итак?
Она глядела на меня, безмятежно улыбаясь.
-- Ты прав, -- сказала она. -- Времени мало. Я вызвала тебя, чтобы сообщить, что я даю согласие на развод.
-- Что ж, -- сказал я, -- это хорошо.
-- Ты не рад?
-- Да нет, мне все равно.
-- Три года назад ты говорил иначе.
-- Три года назад! -- Я даже рассмеялся. -- Три года назад было очень давно. Целых три года. Теперь я привык.
Я видел, что она разочарована, и поспешно добавил:
-- Нет, ты не думай, я с удовольствием. Действительно, сколько это может тянуться?
-- Да, это тянется слишком долго. Ну, так или иначе, ты можешь подавать на развод и обретешь желанную свободу.
-- Наконец, -- сказал я.
-- Вот именно. Наконец. Почему ты улыбаешься?
-- Это я от счастья. Ослепительные перспективы.
Мы помолчали.
-- Ты все еще в издательстве? -- спросила она.
-- Да.
-- Недавно я видела где-то какую-то книжку в твоем переводе.
-- Да, я перевожу. Время от времени. Все еще перевожу.
Мы опять помолчали. Я поглядел на часы.
-- Между прочим, он прекрасный человек, -- сказала вдруг она тихо. -Ты не должен был обращаться с ним так... грубо.
-- Но я тогда не знал, что он прекрасный человек, -- возразил я.
-- Он очень страдал.
-- Я тоже. Я вывихнул пальцы и получил выговор по партийной линии.
-- До свидания, -- сказала она.
-- До свидания, Клара, -- вежливо сказал я. -- Очень рад был повидать тебя. Объявление я дам в ближайшее время.
Она ушла, не подав руки и не оглядываясь. Времени было в обрез, и я взял такси. Утро было ясное и жаркое, блестели на солнце политые улицы, люди спешили на работу и в магазины, стараясь держаться в тени домов и деревьев. У меня горело под веками, и сами собой закрывались глаза. Больше всего спать хочется утром, к полудню это проходит. Я подумал, что мог бы поспать лишний часок, и неожиданно для себя скверно выругался вслух. Шофер изумленно оглянулся.
-- Ничего, ничего, -- пробормотал я. -- Все в порядке.
Когда мы подъехали к издательству, до начала занятий оставалось еще минут десять. Я подошел к автомату выпить стакан воды. Пока я рылся в карманах, ища трехкопеечную монету, возле меня остановился Полухин. Он по-отечески пожал мне локоть и сказал:
-- Вот кстати, Андрей Сергеевич! А я вас вчера искал!
Он никогда не здоровался, но на него не обижались. Говорили, что он не здоровается даже с министром. Открывает дверь к нему в кабинет и радостно кричит: "Вот кстати, товарищ министр! Разрешите?"
-- Когда? -- спросил я.
-- Вечером. Во второй половине дня.
-- Я сидел у Келлера.
Он подождал, пока я пил воду с грушевым сиропом. Мимо нас в ворота проходили сотрудники и здоровались с ним, и он благосклонно кивал в ответ, сияя отеческой улыбкой.
-- Тут такое дело, -- сказал он. -- Мне позвонили от соседей. Беспозвоночники. Звонил их директор и спросил, нет ли у меня на примете специалиста по японскому языку. Разумеется, Андрей Сергеевич, я сразу вспомнил о вас.
Я покачал головой.
-- Спасибо, Борис Михайлович, но я не могу. Очень занят.
-- Пустяки, пустяки! Я уверен, это не займет у вас много времени. Они получили из Японии какие-то материалы. Какие-то документы, понимаете? И им хочется узнать, что это такое.
-- Пусть обратятся в Институт научной информации. Я не могу.
У него от огорчения обвисли щеки.
-- Но я уже обещал им! -- сказал он. -- Мы с вами не можем вот так просто взять и отказаться. Это наши соседи, наконец!
Я промолчал.
-- Я вас очень прошу, Андрей Сергеевич, -- сказал он. -- Я не могу вам приказать в данном случае, я вас очень, очень прошу. Я совершенно уверен, что это не потребует много времени. Мы соседи, у нас множество общих интересов. В конце концов, должны же мы помогать друг другу, разве не так?
-- Почему им не обратиться в Институт информации?
-- Возможно, им следовало обратиться в Институт информации, не спорю. Но, с другой стороны, они имеют полное право рассчитывать на поддержку соседей. Почему бы и нет? Слушайте, Андрей Сергеевич, ну зайдите к ним, посмотрите... Ведь, может быть, вы только посмотрите и сразу им скажете.
Черт с тобой, подумал я устало, черт с вами со всеми.
-- Хорошо, -- сказал я. -- К кому у них там обратиться? И когда?
Он снова воссиял.
-- Прямо к директору. В любое время. Лучше всего прямо сейчас.
-- Нет, прямо сейчас я не пойду. Мне нужно в редакцию.
-- Как вам угодно, Андрей Сергеевич! Значит, договорились? Ну, я очень, очень рад. Совершенно уверен, что времени это у вас займет немного. В крайнем случае посидите денек-другой дома...
Тут он заметил главбуха, только что появившегося из-за угла, радостно завопил: "Вот кстати, Илья Матвеевич, а вы мне нужны!.." и помчался ему навстречу. Я прошел в ворота. Мне было тошно от всего этого -- и от Клары, и от глупых Юлиных претензий, и от самоуверенности Полухина. И от предстоящей встречи с японцем. Мне хотелось только, чтобы меня оставили в покое. Во дворе возле зимнего бассейна опять толклись люди. Они устанавливали на грубых деревянных козлах большой бак, выкрашенный серой краской, и при этом сердито спорили. Газон перед бассейном выглядел так, будто на нем занималась строевой рота новобранцев. И, как вчера вечером, остро воняло какой-то кислятиной. Черт с вами со всеми, думал я, ничего я не хочу. Ни бассейнов, ни газонов.
У лифта была очередь, и я поднялся по лестнице, поэтому мне пришлось подождать в коридоре, пока исчезнет тошнота. Ко мне подошел долговязый красавец Виля Смагин.