Это не ускользнуло от Тен.
— Думаешь, я бы отравила тебя? Что ж. А не буду ли я сожалеть об этом, когда умру в следующий раз? — она рассмеялась. Хриплый звук вырвался из ее пасти: «Меня попросил Тьяго, — объяснила она. — Он встречается с командирами, в противном случае, я уверена, он сделал бы это сам».
Кару взяла тарелку с кускусом и овощами. Это было еще одно преимущество пребывания здесь: в Эретце с провизией было трудно. Они, в основном, питались варевом из джесса, который по виду напоминал пластилиновую массу, да и по вкусу был ничуть не лучше. У Кару был побитый грузовик, который служил ей для редких поездок в город, чтобы прикупить большущие мешки с зерном, финиками и овощами в ближайшем городе, а позади большого зала небольшим двориком теперь заправляла династия жилистых кур.
— Спасибо, — сказала Кару. Тьяго принес ей ужин несколько ночей назад, ей не пришлось прерывать свою работу, и она вынуждена была признать, что это было проще, чем спускаться вниз и быть встреченной сомнительным радушием товарищей — и, кроме всего прочего, Волк, плативший десятину, тоже упрощал задачу. Его руки были точно так же, как и ее, почти полностью покрыты синяками, накладывающимися один на другой и постоянно меняющимися. Цвет синяков менялся от бледно-желтого до насыщенно- фиолетового.
— Свой собственный вид искусства, — прозвал он эти синяки, и вознаградил ее самым странным (и отвратительным) комплиментом за всю ее жизнь. — Ты делаешь синяки прекрасными.
В этот вечер, однако, он не пришел, и когда она осознала, что ждала его — ждала прихода Волка — Кару резко поднялась на ноги и тут же направилась к окну.
Она позволила Тен отвести ее к столу. В этот час в зале не было столпотворения. Беглый осмотр и она догадалась, что половина, здесь присутствующих солдат, это ее рук дело. Их было легко узнать: по крыльям огромных размеров. Здесь присутствовал и Амзаллаг — ее творение. Оора — нет. Ниск и Лиссет — обеих она создала. Гвита и Баст — нет. Во всяком случае, пока нет. Но есть причина, по которой за спиной у Кару прошипели «предательница»: все они понимали, что не важно, сколько времени пройдет — дни, недели, а возможно даже часы — их души пройдут через ее руки. Кто-нибудь из них, возможно даже сегодня вечером, отправится в западню вместе с Тьяго, кто знает? Что они точно знали, так это то, что они идут на смерть; они к этому привыкли.
Они лишь не привыкли доверять предателю свое воскрешение.
— Нектар? — спросила Тен. Это была шутка. Она жестом указала на большой барабан, который удерживал речную воду, и Кару зачерпнула себе чашку. После того, как они расселись по местам, она сказала: «Я видела Разора».
— О? — Кару мгновенно насторожилась.
Разор был священником из рода Хет, которого она возвратила тем утром из укрытия кадил. Это было сложное воскрешение, один из особых запросов Тьяго.
Тен кивнула.
— Он шокирован головой, которую получил.
— Он к ней привыкнет.
— Но, Кару, львиная голова? У Хета?
Как будто Кару не знала, какие головы должны быть у Хетов. На самом деле, они были довольно ужасными, с выпученными сложными глазами и челюстями, как у муравьев, похожими на клешни краба. Как Бримстоун со всем этим справлялся? У Кару не было зубов насекомых в распоряжении, и она никогда таковых не видела. «Тьяго его хотел. Лев, это самое лучшее, что я могла сделать в кратчайшие сроки. И лучшее, чего он заслуживает», — подумала она. Разор был незнаком ей, но она чувствовала, пока работала, что у того темный нрав. Каждая душа оставляет свой уникальный отпечаток в ее разуме, а его был... неприятный и опасный. Она не знала, отчего Тьяго выделил его, и не спрашивала, как она не спрашивала и про остальных. Она делала свою работу, а Волк свою.
— Что ж, — призналась Тен, — полагаю, он теперь куда красивее.
— Серьезно? — спросила Кару. — Жду, что он меня поблагодарит со дня на день.
— Ну да. Не прячь когтей, — сказала Тен.
Это было химерово выражение, грубо говоря, оно означало, и не надейся, хотя, в куда более угрожающем смысле, подразумевало необходимость самообороны.
«Хороший совет», — подумала Кару.
Ее рот был набит едой, когда Тен небрежно обронила:
-Тьяго предложил, чтобы я помогла тебе.
Кускус на языке Кару превратился в пластилин. Она не смогла ответить и с трудом сглотнула.
— Ведь, — сказала Тен, — это непосильное дело для одного, не так ли?
Кару наконец-то удалось проглотить свой кусок пластилина.
«Бримстоун и один справлялся», — подумала она, но вслух этого не сказала. Она прекрасно понимала, что не идет с ним ни в какое сравнение. Кроме того, Бримстоун был не один, правда?
— Я хотела бы стать твоей помощницей, — продолжила Тен. — Как женщина Найя. Как ее звали?
От этого, такого небрежного упоминания Иссы, Кару напряглась. Тен даже не заметила этого, да и не ждала от нее ответа.
— Я могла бы взять на себя черную работу, чтобы ты могла сосредоточится на главном.
— Нет, — сказала Кару, чуть резче, чем хотелось. Ты не Исса. — Передай Тьяго спасибо, но...
— Да. Я полагаю, он думал, что ты согласишься.
Ну, разумеется, Тьяго думал, что она согласится; он считал, что все должны соглашаться с навязанной им волей, причем немедля. А ей действительно нужна помощь. Но Тен? Кару не могла смириться с мыслью, что волчица будет постоянно подле нее, наблюдая за ней.
Было что-то дикое в Тен, в ее обществе настолько, что на самом деле Кару было трудно примириться со своими воспоминаниями о ее, таких родных, химерах — неужели они всегда были такими, а ей просто не дано было это увидеть? Вот, например, что касалось очаровательного дерева Азра, недолго просуществовавшего, с тех пор, как она к ним присоединилась. В нем больше не было никакого очарования, дерево было сожжено, как и все остальное в окрестностях Лораменди, остались лишь большушие и скелетоподобные остовы, словно огромная рука исцарапала землю. На том, что осталось от дерева, на его ветвях, покачивались обугленные шары, и Кару не поняла, что это было, пока не услышала, как какие-то солдаты говорили об использовании «плодов азра» в практике стрельбы из лука.
Она даже не подумала (вот, что за тупица, тупица), прежде чем сказать:
- О, это фрукт? Большой.
Она не могла спокойно вспоминать то, как они посмотрели на нее. Ее постоянно охватывало чувство стыда за тот свой вопрос. А Тен тогда сказала: «Это головы».
Кару побледнела:
- Вы стреляете по головам?
Все о чем она могла думать: «Но ведь они наши. Они должны были быть химерами». А Тен сказала тогда:
- А что еще прикажешь нам с ними делать?
Прошла секунда, прежде чем Кару осознала сказанное:
- Мы могли бы похоронить их, — в замешательстве произнесла она.
На что Тен ответила с истовым рвением:
- Я бы предпочла отомстить за них.
Эта фраза внушала страх, и у Кару по спине пробежал холодок, но вместе с тем, она вынуждена была признать, что это вызвало и небольшую искорку восхищения. Но, когда она мыслями возвращалась к этому позже, восхищение просто улетучивалось. Почему бы не сделать обе вещи одновременно? Почему бы не похоронить мертвых и не отомстить за них при этом. Это было варварством, оставлять трупы и не предавать земле, и она понимала, что это было непросто для нее, потому как претило ее человечности.
Она испытала странное столкновение собственных реакций в эти дни. Прежде всего, она была Кару, и та, несомненно, в ней преобладала, но также она была и Мадригал: два ее «я», пришедшие совместно в странный резонанс. Несомненно, это была дисгармония. Кару была Мадригал, но ее реакции были продиктованы человеческой жизнью, и вся обыденность мира, и вещи, которые, возможно, были банальными для Мадригал, поначалу могли потрясти Кару. Восхитительное дерево Азра, увешанное сожженными головами? Если Мадригал точно этого не замечала, то Кару воочию видела этот кошмар, после которого у нее уже не оставлось сил, чтобы испытать еще и шок.