Наряду с официальными названиями улицы носили и свои, местные имена:
"Тойугчу базары" ("Куриный базар")- улица Караева, "Мясные ряды" улица Ефима Саратовца, "Рыбный ряд" - часть улицы Низами, "Столярные ряды" улица Островского, "Медный ряд" - улица Ази Асланова, "Амшари паланы" ("Квартал амшари") - улица Щорса, "улица Стекольщиков"- Петра Монтина, "Кожевенные ряды" - улица Первомайская, "улица Ювелиров" - Касума Исмайлова, "улица Башмачников" - Видади, "Зеленый базар" и т. д.
В Баку было множество караван-сараев, и почти все они назывались именами владельцев: караван-сарай Гаджи Гаджиаги, караван-сарай Гаджи Мустафы, караван-сарай Захара, караван-сарай Ханум. А то еще были караван-сараи под названием "Чухур-карвансара" ("Караван-сарай в яме"), "Старый караван-сарай" . "Караван-сарай дагестанцев" и пр. Были в Баку и курильни опиума. Одна такая курильня находилась неподалеку от Губа-мейданы. Небольшие комнаты устилали паласы, стены были завешаны коврами, чтобы посетителей не отвлекал шум извне. Здесь же стояли мангалы с углем, кальян для курения опиума, щипцы и прочие "принадлежности"; для иностранцев комнаты обставляли тахтой, столом и стульями. По желанию клиента, в курительную приносили чай из чайханы, а из буфета соседнего ресторана - всевозможные восточные сладости и через* - халву, шекербура, пахлаву, шекер-чурек, гайси, леблеси, себзе, хош-гябяр, миянпур...
______________ * через - сухие фрукты, орехи, сладости.
Была еще курильня опиума на Кёмюр-мейданы, которую посещали аристократы. Приходили даже женщины. Комнаты аккуратные, богато убранные коврами. Кальяны из дорогого фарфора, мундштуки из сандалового дерева, слоновой кости, инкрустированные перламутром, нарядные щипцы из латуни. Сосуды для курения кальяна украшались миниатюрными узорами. Это был английский товар, его привозили в Иран из Англии, а оттуда отправляли в Баку и другие города. Опиум хранился в изящных коробках, завернутый в тонкие листы свинцовой бумаги.
Иногда обычную чайхану в квартале разделяли на две половины: снаружи ставили самовар и поили клиентов чаем, а внутри дома устраивали курильню опиума.
Вокруг курильни и в ней самой царствовала тишина. Служители бесшумно разносили по комнатам подносы с чаем и сладостями, стараясь не нарушить блаженное оцепенение, в котором пребывали клиенты. Не приведи господь уронить тарелку, кашлянуть или громко рассмеяться - негодованию потревоженных курильщиков не будет конца. Некоторые курильщики, увлекаемые пагубной страстью к опиуму, закладывали свое состояние, становились нищими, готовы были пожертвовать последним ради порции наркотика. Многие превращались в инвалидов, лишенных сил и разума. Это было страшной трагедией, для них и для их семей.
В газете "Йени игбал" от 13-го января 1912-го года была помещена следующая корреспонденция о курильщиках опиума: "Исламский мир": "В 1911 году в различных городах Ирана было употреблено 45 тысяч пудов опиума... Судя по сообщениям статистики, за один год в Иране погибло от опиума 10 тысяч человек, около четырех тысяч сошли с ума...".
В крепости находился караван-сарай под названием "Шишели". ("Фонарный" или "Стеклянный"). Здесь вместо окон над некоторыми комнатами соорудили стеклянные фонари. Было в крепостной части города еще одно увеселительное заведение, которое называлось "Пилляканлы мейхана" ("Погребок"). Надпись над входом, сделанная арабским шрифтом, гласила: "Кто с грузом придет, тот сбросит свой груз, с печалью придет - забудет печаль".
Чтобы привлечь внимание клиентов, владельцы подобных увеселительных заведений водружали на крышах домов огромные фонари из разноцветного стекла. Яркий, призывный свет фонарей никого не оставлял равнодушным.
С утра до вечера толпилась на городских площадях праздная публика. Кого здесь только не было: гадальщики, кудесники, маги, дервиши, заклинатели змей, шарманщики с обезьянами и говорящими попугаями, предсказатели судеб. Они ловко выуживали деньги из карманов доверчивых и щедрых горожан, чрезвычайно охочих до зрелищ. Мусульмане - ашпазы, питичи, кабабчи, кялляпазы, халвачи зазывали клиентов. Так, повар Алекпер славился искусством приготовления плова; в полдень он становился у дверей своей ашханы (харчевни) и приглашал посетителей: "Заходите, дорогие гости, плов готов!.. Горячий, ароматный, с шафраном!.. Если не съедите сегодня плова, завтра заставлю съесть его в виде чилова*, а послезавтра скормлю с довгой**. Так что торопись на обед, дорогой...".
______________ * Чилов - плов из риса, чечевицы, фасоли и лапши. ** Довга - суп с рисом и зеленью на кислом молоке
На площадях стравливали собак, устраивали петушиные бои. Многие увлекались боем баранов. Пехлеваны состязались в борьбе. показывали представления акробаты и канатоходцы. В такие дни на площадях начиналось столпотворение. яблоку негде было упасть.
Среди состоятельных бакинцев и даже среди миллионеров было немало любителей боя баранов, птичьих, петушиных боев. Лентяи и обжоры, тунеядцы и шаромыги жаждали развлечений. Правда, нередко эти развлечения кончались трагически: драками, поножовщиной, человеческими жертвами. Иной богатей тайком подкупал судей, чтобы те объявили победителем его борзую или барана. В случае неудачи раздосадованный соперник мог выхватить револьвер и уложить на месте собаку или барана-победителя. Проигравшая слобода держала настоящий траур и до утра не зажигала огней. Победители, напротив, устраивали шумное веселье - с музыкой и танцами
Некоему шапочнику, торгующему бухарскими папахами, привезли из Туркестана в подарок хорошенького бухарского ягненка. Он отводит для ягненка место на застекленной веранде, холит и лелеет его. Маленький ягненок вскоре превращается в огромного разжиревшего барана. Слава о нем разносится по всему городу. В один прекрасный день баран вышел из своего закутка и направился прямиком в гостиную залу, дверь которой, как на грех, забыли запереть. Его внимание привлекло большое, в рост человека, зеркало. Он увидел в нем свое отражение и решил, что встретился с соперником. Разъярившись, баран попятился назад, затем бросился вперед и с такой силой боднул трюмо, что огромное зеркало разбилось вдребезги, усыпав осколками гостиную. Когда хозяева, привлеченные шумом, вбежали в зал, они в ужасе увидели барана с окровавленной головой. Более всех переживал шапочник, возлагавший да своего питомца надежды в связи с предстоящими в городе бараньими боями.
Был в Баку еще один любитель бараньих боев по прозвищу Пальто Аббас-кулы. А прозвали его так потому, что он круглый год ходил в пальто - и зимой, и летом. Было у него две привязанности в жизни - превосходный бойцовый баран и корова по кличке "Марал" российской породы. Чудо-корова давала по ведру молока утром и вечером.
Однажды Пальто Аббас-кулы заболел воспалением легких и едва не отдал концы. Кто-то из близких посоветовал ему дать обет Аллаху: если всевышний дарует ему жизнь, он принесет в жертву свою любимицу. Аббас-кулы выздоровел и велел позвать мясника. Вывел корову, глядит на нее, а сердце кровью обливается. Так и не решился отдать ее в руки мяснику. Отправился Пальто Аббаскулы к молле и спрашивает: можно вместо коровы принести в жертву барана? "Почему нельзя? - отвечает молла. - Конечно, можно". Но Аббаскулы стало жалко барана, и тогда он опять идет к молле. "Интересно, спрашивает, - если я вместо барана зарежу крупную утку, примет аллах мою жертву?" Молла обиженно отвечает: "Аббас-кулы, иди домой и хорошенько подумай, понадобится ли тебе впредь заступничество всевышнего. Если нет, можешь и утку не резать". Пальто Аббас-кулы испугался и, придя домой, зарезал своего "Марала".
...Была в Баку своеобразная разновидность альфонсов. Какой-либо обнищавший бездельник справит себе в долг нарядное платье - чуху или архалук, папаху, башмаки, пальто - и сватается к богатой вдове. Заключив брачный договор и войдя в дом на правах законного супруга, он начинает проматывать женино состояние. Та, чтобы заткнуть рот соседям, оправдывается: дому нужен мужчина одинокой женщине никак нельзя без крепкой мужской спины. Растранжирив последние деньги, альфонс провоцировал жену на ссору и немедленно расторгал брачный договор. А после, принарядившись, словно лиса в засаде, подстерегал очередную вдовушку. Иной таким образом несколько состояний проматывал, не одну тысячу по ветру пускал.