— Что ж, власть господ и власть мужчин мало чем отличается на деле, — сказала Нерана.
— Власть господ и есть власть мужчин. Барыньки могут проживать в ослеплении и в ослеплении же помирать, не зная, что только чудом не узнали за всю жизнь, что их благополучие зависело не от денег, а от случая, и случай тот носил лицо мужчины, имевшего власть сказать: она неприкосновенна для других мужчин, что ниже меня.
Алиена знала, о чем говорит. Мать ее, вдова виконта, неосторожно завела интрижку с собственным камердинером, который в одну дождливую ночь исчез, забрав ее драгоценности (и даже пару золотых канделябров). Порицаемая в свете и во храме, виконтесса протянула четыре года, впитывая всеобщее презрение, а затем отравилась. Алиене было шесть лет, когда она попала на попечение тетки. Все, что осталось от богатств виконтессы, отошло также ее золовке, вместе с девочкой. Алиену хорошо кормили и недурно обучили, впрочем, без особых надежд — она была результатом связи греховной, а что еще хуже, преглупейшей, так что никто не ждал, что из нее получится хоть мало-мальски что-то путное.
Неране нечего было ответить. Она с удовольствием променяла бы опыт в “Камелии” на неведение, если оно и было у нее когда-нибудь. Мужчины, захаживающие в веселый дом, ненавидели, в большинстве своем, женщин, на которых пялились, которых покупали. Этих господ ждали деньки похуже нынешних, как надеялась Нерана. Они еще застали время, когда жена и любовница были покорны и бессловесны, не имели никакой защиты, а проститутки благодарили покупавших их. Нынешние кокотки представлялись им существами наглыми и жадными до чудовищности. Единственный капитал, который в Эльзиле считался принадлежащим женщине — красоту — эти демоницы вознамерились обналичить, а не дарить, как прежде. Что происходило из их непомерной и неискоренимой злобности, разумеется.
Нерана недолго потешалась, наблюдая за внутренней жизнью публичного дома. Еще при ней картины от месяца к месяцу становились все гротескнее. Она полагала, что у нее есть нечто, что отведет от нее беду, ее вторая, тайная жизнь не даст ей пропасть… Какая наивная иллюзия, глупость незрелого сердца! Она уже была там же, где все другие девушки веселых заведений Эльзила — или в крохотном шаге от их положения. Ллайс отдал ее в «Камелию» как жертву, как инструмент, предназначенный для того, чтобы работать на его благо, а потом, когда сломается, остаться лежать на помойке. Она уже дважды просила его позволить ей оставить трудный пост, но Ллайс неизменно отвечал отказом. Теперь, после того, как она взбрыкнула в отношениях с Марком, о смене работы не стоило и мечтать.
— Ты не чувствуешь, что круг сужается?
Нерана вскинула брови.
— Смертей все больше. Наши информаторы, теперь члены сопротивления. Те, кто был хоть немного на виду, хоть один раз показал свое лицо. Гислена умела быть осторожной.
Они обе знали, что пару раз той пришлось открыться. И знали, кому.
— Кто-то из нас следующий. Я просто нутром чувствую. Ты или я.
Хотела бы Нерана сказать “не выдумывай”. Сказать “это просто ощущение”. Ибо так оно и было. Но она смолчала, потому что чувствовала то же самое.
Глава 12. Багряные лепестки первоцвета
Лишь любовь единая способна отточить, облагородить и возвысить страсть.
Дж. Клеланд, «Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех»
Нерана прикладывала ко лбу одну фероньерку за другой, не зная, какую выбрать. Она никогда не хотела славиться красотой, утомляясь от украшательства себя, и теперь страдая от вынужденности ежедневно делать это. Каждого, кто очаровывался ее внешностью, она невольно презирала.
Когда она только явилась в «Камелию императрицы», то по первости прослыла дешевой шлюхой и корявой в танце артисткой — и сама не поняла, как переменилось мнение о ней, а главное, отчего. Но теперь ей предстояло несколько часов играть роль посложней, чем Рыжая Жрица в доспехах из фольги.
Она выбрала синее бархатное платье с черной газовой накидкой — лучшее, что удалось найти. Неране нужно было подумать не только о том, чтобы выглядеть богато и презентабельно, но и прикрыть татуировку на плече. За десять лет рисунок начал выцветать, отчего выглядел еще более откровенно. У Нераны Морган он имел полное право быть хоть в качестве украшения, хоть ради протеста или заявления себя принадлежащей той или иной группе, но у леди Перси? Ни при каких обстоятельствах. Достойный вид — и ее маскараду был обеспечен успех.