— Хочешь секрет?
Лорин посмотрела на Нерану, вскинув брови в непонимании и мучительном размышлении.
— Нет, — сказала маркиза, отводя глаза. — я и так знаю кучу секретов, своих и чужих, больше, чем мне хотелось бы.
Что могла Нерана поделать? Только уважать подобный ответ. Она понимающе кивнула.
Девушки отправились на улицу Непревзойденной Справедливости Короля. Раны Лорин день ото дня становились лучше, посему она не взяла с собой трость на этот раз.
Улицу перезвали при Онфруа, и Марк, другой дорогой спешивший туда же, еще помнил, что еще в Бралентийскую войну та называлась улицей Цветущей Сирени. Теперь подобных названий становилось все меньше, славящих короля — все больше. Онфруа желал, чтобы подданные не прекращали восторгаться им, даже когда и не думают об этом. Даже когда они вовсе этого не хотят.
Лорин взглянула на медную табличку с названием улицы, прищурясь. Кто-то краской — возможно, прямо пальцем — намалевал под нею замысловатый знак.
— Что это такое? — Обратилась Лорин к Неране, указывая на рисунок. Но она сама знала лучше подруги. — Похоже на апимский магический сигил. Не скажу точнее, это следовало спрашивать у отца…
— В городе много такого. — Небрежно отозвалась Нерана. — Это просто кляксы, забудь. В Эльзиле за магию ты попадаешь на виселицу, забыла?
Конечно нет, хотела ответить Лорин, такое не забудешь. Но если ты Бастьенна де Бонбенор, то все уже не так однозначно, верно? Однако маркизе еще предстояла встреча с Марком, и она решила не задерживаться попусту на улице.
Семья Гислены проживала в двухэтажном аккуратном домике, некогда довольно пышном, однако ныне весь его облик свидетельствовал о стремящейся удержать достоинство нищете. От стен и до занавесок на окнах — все носило печать строгой экономии и систематического аккуратного подновления. Слуг в этом доме не держали, и дверь Лорин и Неране открыла сама хозяйка. Наметанным глазом Нерана тотчас подметила, что траурное платье несчастной матери — перекрашенное в черное одно из повседневных. Гостьи представились, и хозяйка пропустила их внутрь. Лицо ее ничуть не переменилось, словно она и не слышала, о чем ей говорят.
— Муж уже отправился на работу… Он в лавке вон там, на углу, — женщина указала рукой куда-то за окно, — раньше по выходным его подменяла Гислена, но теперь-то… все сам, все сам.
Лорин видела, что несчастная готова разрыдаться, и запаниковала. Она понятия не имела, что будет делать, если собеседница заплачет. Одно свое нахождение здесь, когда тело Гислены считаные часы назад предали земле, Лорин полагала едва уместным, но утешения… От жандарма? Это было бы бессмысленно и показалось бы лживым — в лучшем случае. Лорин взмолилась, чтобы хозяйка нашла в себе то самообладание, каким сама маркиза не располагала. Она-то уже давно залилась краской, думая о том, что доставляет погруженному в печаль дому столько неудобств.
— Я хотел бы… Мы бы хотели, если это возможно, осмотреть комнату мисс Гислены. Быть может, какая-то незначительная деталь могла бы пролить свет на то, почему она погибла.
— Моя бедная крошка, — мать все же разрыдалась, но сумела обуздать слезы меньше, чем за минуту. — Она ни в чем, ни в чем не была виновата… Она была хорошей. Такая славная девочка…
— Да, была, — Нерана подошла к женщине и взяла ее руки, мокрые после утертых слез, в свои и крепко пожала. — Мы дружили. Не помните меня? Моя семья прежде держала таверну в паре улиц отсюда. Я запомню Гислену, как натурально самую добрую, самую ослепительно отважную из всех женщин, что я знала…
Нерана прикусила язык. Она была опечалена совершенно искренне и говорила от всей души, и так чуть не выдала их сокровенную тайну. Пусть пока она не может сказать, сколько Гислена сделала для сопротивления, но ее подвиги не будут забыты. И когда правое дело одержит верх, все, кто пожертвовал своими жизнями, получат все причитающиеся им почести в тройном размере. Нерана не сомневалась в этом.
Она еще многое могла бы сказать страдалице-матери, но успела только еще раз ободряюще пожать ее руки — их прервали. С лестницы спустился молодой человек — судя по внешнему виду, еще моложе Гислены, и совсем на нее не похожий. Однако по оклику матери, стало понятно, что это ее сын, брат покойной.
— Танкред, тут пришли… по поводу… нашего горя, — женщина поджала дрожащие губы. — Проводи господина жандарма и мисс в комнату Гислены.
— Но я собирался в лавку, к отцу.
— Не надо, — мать кивнула, словно пытаясь так придать своим словам больше веса, — ты так устал вчера. Я сама схожу в лавку. Помоги господину жандарму и мисс…