— То, что вы — член партии, не означает, что у вас есть какие-то привилегии.
Свиное рыло. Пусть тебя расстреляют. Она раздавила виноградины во рту.
А еще лучше Эверта и Радована — по одной ягодке за каждого.
Еще одна виноградинка ушла на то, чтобы перезагадать наказание на тиф, излечимый тиф. Еще ягода, чтобы распространить эпидемию тифа на жену Эверта Ингу, ставшую недавно главным редактором.
Осталось всего три ягоды. Надо экономить.
Десятая: за здоровье всех друзей — а кто они?
Одиннадцатая: за всех пропавших без вести. Как и каждый год.
А двенадцатая… она раскусила ее просто так. Не загадав ничего. Как-то так получилось.
Да и бессмысленно, впрочем. Уже пять лет подряд она загадывала в наступающем году вернуться в Германию. Но это не помогало, они всё еще сидели здесь.
Они сидели здесь, в то время как там, в новом государстве, шло распределение должностей.
Спустя два дня они вернулись на самолете в Мехико. В среду было совещание редакции, как всегда. Вильгельм, хоть и исключенный из руководства группы, сохранил свои прежние функции в «Демократише Пост»: он вел счета, заведовал кассой, в авралы помогал распространять выпуск, сократившийся до пары сотен экземпляров.
Но и Шарлотта чувствовала себя обязанной принять участие в совещании. Оно проводилось всего раз в неделю и было непонятно, не окажется ли оно одновременно и партсобранием. Чем меньше становилась группа, тем больше всё смешивалось — партячейка, редакционный совет, управление.
Их осталось семеро. Трое из них были «руководством». То есть двое, с тех пор как отстранили Вильгельма.
Шарлотте было трудно высидеть совещание, она скрючилась на дальнем конце стола и едва могла смотреть Радовану в глаза. Инга Эверт несла чушь, она даже не знала, какой ширины бывает полоса набора, путала колонку и сигнатуру, но Шарлотта подавляла в себе любое желание вмешаться или выступить с предложением, а в статье, которую ей дали на корректуру, она намеренно пропустила опечатки, чтобы товарищи в Берлине увидели, до какого уровня опустился журнал, с тех пор как ее убрали с поста главного редактора.
Из-за «нарушения партийной дисциплины». Так что Шарлотта не видела иного пути, как самой отправить на имя Дрецки докладную записку. Ее «нарушение партийной дисциплины» главным образом состояло в том, что восьмого марта, в женский день, она дала заметку про новый закон ГДР о равноправии, несмотря на то что большинством ее предложение было отклонено как «неинтересное». Вот и весь скандал.
К тому же, она добавила, что в вопросе о мире Эверт занимает «пораженческую позицию», а Радован в особенно чувствительном для политической работы в Мексике еврейском вопросе (а «Демократише Пост» по-прежнему читало много состоятельных евреев) идет против линии, которую заложил Дрецки, будучи в Мексике.
Она поступила нечестно и знала это. Но честно ли было упрекать ее в «нарушении партийной дисциплины»?
— Ты можешь до начала февраля написать что-нибудь для раздела культуры? — раздался голос Радована.
— На полторы стандартные страницы, региональную специфику.
Шарлотта кивнула и чиркнула что-то в свой календарь. Значит ли это, что для политического раздела она уже недостаточно благонадежна?
Вечером она принимала ванну, что стало практически привычкой в дни совещания редакции. В четверг и пятницу она давала уроки английского и французского, по три урока. Между прочим, зарабатывая за эти два дня больше, чем Вильгельм за неделю работы в «Демократише Пост».
Всё остальное время, до возвращения Вильгельма, она качалась в гамаке среди сада на крыше, куда служанка приносила ей орешки и манговый сок, листала книги о доколумбианской истории — для статьи в раздел культуры: предлог, который от нее никто и не требовал.
По выходным Вильгельм, как обычно, читал «Нойес Дойчланд», всегда приходившую из Германии большой связкой и с двухнедельным опозданием. Так как он не говорил ни по-испански, ни по-английски, «НД» была его единственным чтивом. Он читал каждую строчку и погружался в газету до позднего вечера, прерываясь лишь ради двух получасовых прогулок с собакой. Шарлотта занималась хозяйством: обсуждала с Глорией, служанкой, меню на неделю, просматривала счета и поливала цветы. Уже долгое время она выращивала на террасе «царицу ночи». Она купила ее много лет назад, с противоречивой надеждой, что никогда не увидит ее цветения. В понедельник рано утром Вильгельм унесся в типографию, а Шарлотта позвонила Адриану и договорилась с ним о встрече ближе к обеду.