- Я думал, ты сегодня позже приедешь, - сказал паренек, ставя корзины на стол.
- Старый друг объявился, - объяснил Гвидо, поднимаясь со стула и заглядывая в корзины.
Пьетро стал вынимать оттуда и раскладывать на столе перед Гвидо фрукты и овощи.
- Быстро же этому другу удалось оторвать тебя от постели больной матери.
- Это мой очень близкий друг. Сейчас он спит.
* * *
Пьетро был любопытен. Он работал на Гвидо уже четыре года, с тех самых пор, как тот поймал его, когда Пьетро пытался снять колпаки с колес его автомобиля. Отдубасив паренька, Гвидо стал его расспрашивать. Потом, узнав, что Пьетро - бездомный, Гвидо взял его с собой в пансион, накормил и оставил жить в каморке под лестницей.
Пьетро тогда понятия не имел, - впрочем, как и теперь, - что он напомнил Гвидо самого себя в таком же возрасте.
Гвидо всегда обращался с парнишкой так же, как в день их знакомства грубовато, резко, словно не испытывал ни малейшей привязанности к нему. Пьетро, подыгрывая ему, в свою очередь, вел себя так же нахально и непочтительно, как при первой встрече. Они оба чувствовали взаимную симпатию, но никогда не проявляли ее открыто. Такого типа отношения для эмоциональных итальянцев были большой редкостью. С годами Пьетро стал правой рукой Гвидо, и вместе с двумя пожилыми официантами, которые обслуживали клиентов за обедом и за ужином, они вели в небольшом пансионе практически все дела.
Несмотря на то что они уже долго жили вместе, Пьетро мало что знал о прошлом Гвидо. Когда в пансион изредка наведывалась его мать, она без умолку болтала о чем угодно - об Элио и его семье в Милане, о Джулии, которая умерла пять лет назад, - но о прошлом старшего сына почему-то никогда не распространялась. Пьетро знал, что Гвидо прекрасно говорил по-французски, сносно владел английским и арабским. Поэтому он решил, что прежде хозяину доводилось немало путешествовать. Вопросов парнишка не задавал никогда. Сдержанность Гвидо отчасти передалась и ему.
Внезапно объявившийся друг хозяина серьезно озадачил Пьетро. Когда около полуночи раздался звонок в дверь, Пьетро решил, что Гвидо вернулся раньше, чем собирался. Увидев в дверном проеме огромного незнакомого мужчину, Пьетро поначалу слегка струхнул.
- Гвидо у себя? - спросил незнакомец.
Обратив внимание на его неаполитанский выговор, Пьетро покачал головой.
- Когда он вернется?
Пьетро лишь пожал плечами. Мужчину, казалось, нисколько не удивила необщительность паренька.
- Ну что ж, - сказал он, - я подожду.
Он прошел мимо Пьетро и поднялся по ступеням на террасу. Какое-то время паренек постоял в нерешительности, потом проследовал за незнакомцем. Пьетро подумал, что ему надо было бы вспылить и потребовать объяснений, но страх перед незваным гостем внезапно исчез. Человек уселся на один из плетеных стульев, стоявших на террасе, и стал смотреть вниз, на огни раскинувшегося на холмах города. Его манеры чем-то напоминали Гвидо.
Пьетро спросил, не хочет ли незнакомец что-нибудь выпить.
- Виски, - последовал ответ. - Бутылку, если у вас найдется.
Пьетро принес непочатую бутылку виски и стакан, а потом, после некоторого раздумья, спросил, как человека зовут.
- Кризи, - ответил тот. - А тебя?
- Пьетро. Я здесь помогаю Гвидо.
Мужчина налил себе виски, пригубил и смерил паренька из-под опущенных век тяжелым взглядом.
- Иди спать, - сказал он. - Я ничего не украду.
Тогда Пьетро спустился вниз и, несмотря на поздний час, решил позвонить Гвидо.
- Все в порядке, - успокоил его Гвидо, когда он рассказал о визите странного незнакомца, - иди спать. Завтра я вернусь.
* * *
Они готовили обед, когда Гвидо ошарашил паренька внезапным откровением:
- Он американец.
- Кто?
Гвидо указал пальцем в потолок.
- Мой друг. Кризи.
- Но он отлично говорит по-итальянски, как настоящий неаполитанец.
Гвидо кивнул.
- Это я его научил.
Следующей фразой Гвидо еще больше удивил Пьетро.
- Мы вместе служили в Легионе и потом еще довольно долго, пока я не женился восемь лет назад.
- В Легионе?
- В Иностранном легионе, - пояснил Гвидо, - во французском.
Теперь паренек был совсем заинтригован. Для него, как и для большинства, эти слова имели особый смысл. И то, что они подразумевали, сильно отличалось от действительности. В его голове сразу же засверкали яркие картины: песчаные барханы, затерянные в оазисах крепости и неразделенная любовь.
- Я вступил в него в 1955 году в Марселе. - Увидев на лице Пьетро неподдельный интерес, Гвидо улыбнулся. - Прослужил там шесть лет. - Он перестал резать овощи, и обычно ничего не выражавшее лицо его как-то смягчилось от нахлынувших воспоминаний. - Все было совсем не так, как ты думаешь. Там все было по-другому. Хорошее было время - лучшие мои годы.
* * *
Мысленно Гвидо перенесся в далекое прошлое, в 1945 год, - так на него подействовали приезд Кризи и явное любопытство Пьетро. Тогда ему было одиннадцать лет. Отец его погиб в Северной Африке. На руках мальчика был вечно голодный шестилетний брат, да и сам он постоянно хотел есть. От всех несчастий у их матери было одно оружие - молитва, причем чем тяжелее им было, тем дольше и упорнее она молилась в церкви Позитано.
Гвидо ее верой в фатальную неизбежность происходящего не обладал. Он прошел пешком пятьдесят километров до Неаполя, зная, что там - американцы, а значит, и пища.
В городе он пополнил армию малолетних воришек и попрошаек и вскоре оказался одним из наиболее одаренных ее бойцов. Парнишка был смышленым, что не мог выпросить, то попросту крал. В подвале, где на ночь собиралась шпана, он устроился в удобном углу, и очень скоро стал предводителем полудюжины таких же сорванцов, ночевавших в том же подвале. Вскоре Гвидо прекрасно изучил американцев, узнал и их слабости, и их щедрость.
Он наперечет мог назвать все рестораны, в которых они ели, бары, где они пили, публичные дома, которые они посещали, и женщин, с которыми они встречались. Парнишка прекрасно понимал, что клянчить деньги надо тогда, когда они выходят в подпитии из баров и винные пары распаляют их щедрость. А лучшее время для воровства наступало, когда они были с женщинами и зов плоти отвлекал их от всего остального. Гвидо до тонкостей изучил все повороты узеньких, мощенных булыжником улочек и выжил. Раз в неделю он ходил по прибрежной дороге в Позитано и нес с собой шоколад, банки с мясными консервами и деньги. Элио больше не голодал, а мать продолжала молиться и ставить в церкви свечи, довольная, что вера ее принесла плоды и молитвы ее были услышаны Господом.