Ты бы, тварь, хоть зацепку какую дал, подумал он, старательно не обращая внимания на Дементьева. Ма-асенький заусенчик. А мы ужо за него зацепимся, и размотаем, и всем пузом влезем, Норов твой чихнуть не успеет. А тебе и пофиг, в худшем случае подельником пойдешь, тебе полезно. Непуганый ты слишком, вот что.
Татуированный бородач Дементьев был непуганым до омерзения и сверх всяких пределов: сидел нога на ногу да оглаживал пузцо, не соответствующее ни нежному возрасту – ну да, двадцать пять ему всего-то, – ни полуспортивной одежде. Хождение истории по кругу быстро превращает трагедию в фарс, а боевую уличную униформу – в хипстерский шмот. Спортом Дементьев если и занимался, то сугубо девачковым: джоггингом, калланетикой и фитнес-боксингом. Его выбор, чо.
Дементьев откашлялся, явно намереваясь закатить возмущенную речь о том, что не следует томить в полицейских застенках невинного человека, ничего ему не предъявляя и попросту не обращая внимания. Андрей, не отрывая глаз от монитора, показал: «Сейчас-сейчас» и добил лежавший со вчерашнего вечера протокол – к сожалению, лишь третий из одиннадцати.
А ведь придется его отпускать, подумал Андрей с сожалением, прикидывая, чем шугануть Дементьева напоследок, чтобы он не вздумал требовать извинений и тем более пересказывать Норову, что ничего у ментов нет. И тут зажужжал телефон. Светка.
– Да, – сказал Андрей, прикладывая трубку к уху. – Могу, если коротко. В смысле – где? Работаю. Куда? Еще раз, куда? Елки. А сегодня какое?
Он встал так резко, что офисное кресло, откатившись, грохнуло в стену. Дементьев вздрогнул и, чтобы скрыть испуг, ухмыльнулся. Вот это ты зря, подумал Андрей яростно.
Он совершенно забыл, что Лизку надо сегодня везти к логопеду в областную больницу. Точнее, помнил, что везти в пятницу, но почему-то решил, что в следующую, а не в эту, на которую Халк зачем-то перенес собрание по случаю позавчерашнего Дня милиции. Странно, что Светка этого не учла.
– Так я тебя специально спрашивала: в пятницу к двенадцати сможешь? – напомнила Светка яростно.
Вот оно что, сообразил Андрей с досадой. Я это как «в пятницу, девятнадцатого» услышал, баран глухой. Объяснять было и поздно, и бесполезно – как и пытаться отпроситься или тихо свалить с торжественного собрания. Халк относился к любым торжествам с пылом и страстью отставного прапорщика. Светка это знала.
– Такси возьми, – сказал Андрей, изнывая от стыда и бессмысленности – как будто Светка сама не знала, что делать в этой (как и в любой) ситуации.
Говорить вообще было не о чем, оставалось извиняться, ругаться или бросать трубку. Извиняться Андрей не умел, ругаться не любил, а бросить трубку значило влипнуть в долгую, никому не нужную ссору. Поэтому он постарался насовать максимально мягких и виноватых реплик: «Точно сможешь?», «Я бы встретил, но, блин», «Сразу звони, если что», убедился, что Светка хоть и кипела от бешенства, но разговор продолжила, дождался, пока жена нажмет отбой, аккуратно положил телефон на стол и вздохнул.
Дементьев опять выразительно откашлялся. Андрей, так и не глядя на него, выдохнул еще разок, звучнее – не выдохнул даже, а задудел что-то типа мелодии, которую сперва не разобрал сам, а разобрав, изумился: «Давай подвигай попой» из лихих в хорошем смысле девяностых. Не прекращая дудеть, он снял через голову свитер и футболку, аккуратно повесил их на спинку кресла и начал расстегивать джинсы.
Дементьев, хмыкнув, отвернулся. Андрей неторопливо прошел мимо него, похлопывая по голому животу в такт дудению, и запер дверь. Щелчок замка заставил Дементьева вздрогнуть сильнее.
– А то ломанется кто, а у нас такое, – пояснил Андрей, прекратив дудеть.
– Стриптиз, в смысле? – спросил Дементьев, стараясь понимающе ухмыльнуться.
– Сперва да, – согласился Андрей и кивнул в сторону стола, на котором черный экран телефона неровно отражал свет уже включившегося за окном фонаря.
Больше кабинет ничего не освещало, так что было почти сумрачно.
Андрей так же сумрачно продолжил:
– Видишь, не может никто. Придется самим.
– Чего – самим? – спросил Дементьев.
Он, сам не замечая, стискивал толстый трикотаж повыше колен.
Андрей, остановившись в метре от Дементьева, вытащил ноги из ботинок, с неудовольствием переступил по чистому на вид полу, стянул джинсы, оставшись в «боксерах», и, задумчиво оглядывая собеседника, щелкнул резинкой трусов. Дементьев вздрогнул совсем сильно и вжался в спинку кресла.
– Вы чего творите? – спросил он прыгнувшим голосом. – Вы ж при исполнении.