Вцепившись в лошадь, я готова была увидеть все, что угодно. Сердце выпрыгивало из груди, решив, что лучше доконать меня сердечным приступом. Святые небеса… я зажмурилась.
Долгие секунды ожидания проходили бесследно, но ничего не происходило, и я распахнула глаза, увидев, что на фоне полной луны передо мной стоит человек. Его рука сжимает рукоять ружья, небрежно перекинутого через плечо. Я шумно выдохнула.
— Вы меня напугали, сэр, — дрожащим голосом произнесла.
Но, честное слово, он продолжал пугать меня, ибо не собирался ничего отвечать. Я еще раз обвела его взглядом. Что он здесь делает с ружьем? Ночью? Ведь он не на охоте… или на охоте, но жертва здесь… я?
— Сэр? — мои пальцы зачем-то ощупывала крутой круп лошади.
Я не могла понять, кто этот незнакомец. Луна, как назло, не была зашторена тучами и выглядывала из-за его спины.
— Что вы здесь делаете ночью, леди Блайт? — наконец, я услышала его голос, и мое сердце громыхнуло о ребра.
— А вы? — просипела, потеряв голос.
— Танцуете под луной, леди, или торопитесь на шабаш? — вместо ответа язвительно спросил он.
— А вы вышли пристрелить пару тройку кроликов?
— А вы всегда отвечаете вопросом на вопрос, — его спокойный самоуверенный голос чертовски бесил, но вместе с тем вызывал желание броситься на шею.
— Только в тех случаях, когда у собеседника нет с собой ружья. А сейчас это нервное.
Он выразительно глянул на оружие.
— Приходиться думать о своей безопасности, когда вокруг горничные мрут, как мухи.
Я нахмурилась, сжав поводья и переступив с ноги на ногу. Он продолжил:
— Быть может, это ваши колдовские штучки, леди Блайт? А здесь вы прячете улики.
— Мистер Остин, я не убиваю на полнолуние. Да, и не люблю яд. Предпочитаю пить кровь девственниц. Кто там у меня на очереди? Ах, да… я как раз спешила в дом миссис Бейли, слышала, что скоро ее дочурка потеряет невинность, — кажется, я перестала соображать, что говорю, и меня захлестнула ревность.
— Тогда придется вас пристрелить, леди, — в его голосе не было ни грамма сочувствия.
— Уверена, что один человек точно вам скажет за это спасибо.
— Тот, что поджег ваш дом, отравил горничную и убил мистера Стоуна?
Я окаменела. Откуда ему известно про гувернера? Разве я говорила?
— Дьявол, кто посмел так облажаться? — выругалась, стиснув зубы, — откуда вам известно про Стоуна?
— Не вы ли говорили, леди Блайт, что сплетни — это преимущество деревни?
Я растерялась. Он запомнил мои слова. Он точно дьявол! Настоящий, во плоти!
— Вы меня пугаете, Джеймс.
— Почему? Потому что говорю правду? Или потому что хорошо вас знаю?
— Потому что… — я вновь задыхалась, вцепившись в седло обеими руками, — потому что… как это хорошо знаете?
— Лучше, чем вы сами себя знаете, леди Блайт, — произнес с той уверенностью, которая шевельнула в душе суеверный страх, — и знаю, что вы любите меня, Анна, но боитесь сказать.
Слезы подступили к горлу, удушая, словно удавкой. Я покусывала губы, едва сохраняя остатки самообладания.
— Джеймс… я…
— Ваш муж… этот чертов ублюдок, который никогда вас не ценил, — его голос стал безумно громким и обличающим, — приехал только ради одного, чтобы дать вам развод. А я, леди Блайт… Анна, я жалею только о том, что потерял голову от ревности, когда увидел тебя с Вебером и сделал мисс Бейли предложение, — его голос тоже прерывался от тяжелого дыхания. — Все дело в том, что я люблю тебя. И я не могу с этим ничего поделать. Я бы с радостью, поверь мне, вырвал из груди сердце, уехал на другой конец мира, чтобы никогда, слышишь, никогда тебя не видеть. Но я не могу. Я люблю тебя больше этой чертовой жизни, больше всего на свете. Я люблю тебя. Ты слышишь, Анна?
Я тихо рыдала, прижав к губам побелевшие кулаки. Эмоции разрывали сердце, выворачивали душу, медленно рассекая ее на куски. Я глядела себе под ноги, не в силах поднять голову. Шарахнулась от его прикосновения, как от удара. Это было больно. Больнее, чем когда Энтони впервые мне изменил. Больнее, чем грядущий развод. Чем унизительное положение разведенной женщины.
Медленно я ощутила, что вокруг смыкаются объятия, что к макушке прижались его мягкие губы, что его сердце стучит громче и сильнее моего собственного. Я рыдала уже в голос, шмыгая носом, вцепившись в его одежду. Он был моим всем… моей жизнью. Я понимала, что буду любить его до последнего своего вздоха.
— Прости меня, моя любимая, — он утешал, думая, что я плачу из-за него, — моя Анна…
Я стукнула его в грудь, чтобы он замолчал. Это было невыносимо. Я должна успокоиться.
— Джеймс, ты ни в чем не виноват, — произнесла, когда поняла, что способна сказать целое предложение, не срываясь на всхлипы и плачь.
— Останься со мной, — его голос обволакивал и ласкал.
— Остаться? — он даже не знал, как я этого хотела. Просто быть с ним всю жизнь. — Как кто? Любовница?
— Анна, пожалуйста…
— Я не могу, — в другой раз бы смогла, но не сейчас.
— Я разорву помолвку.
Я подняла голову, встречаясь с ним взглядом. Едва сдержав вновь накатившие слезы, ответила категорично:
— Если ты это сделаешь, Мери Бейли будет опозорена.
Если честно, мне не было до нее дела. Но я не могу быть дрянью перед самой собой.
— Я никогда не забуду о том, что было здесь, в Шропшире, — произнесла, сглатывая молчаливые слезы, — я уеду, Джеймс. Я убегу от тебя на край света, чтобы ты мог жить спокойно. Но я буду счастлива. Поверь мне.
— Счастлива? — повторил он, будто не сознавая смысл этого слова.
— Я буду не одна… — я закусила губу до крови. Почему я хочу сказать ему о ребенке?
Его глаза сощурились, губы распахнулись, будто я вонзила ему кинжал в сердце. И я сказала:
— Я беременна, Джеймс…
Первые утренние лучи касались золотистых полей в долине. В чаще уже раздавался благодарный птичий щебет. Мне показалось, что я на несколько секунд умерла — такую бурю чувств я увидела в его глазах, что мир вокруг просто растворился…
ГЛАВА 24
Истина — один или несколько компрометирующих фактов.
Ночь не спешила отпускать даже тогда, когда наступило утро. Я сидела напротив лорда Беккета и не слушала, что он говорит, хотя от его слов зависела моя жизнь. Единственное, что мне удалось вырвать из контекста — то, что Чарльз не сидел на месте. В то время как мы с Остином выясняли отношения, он навестил доктора, который исследовал тело горничной.
— Почему, черт побери, вы не сказали? Почему я должен узнавать об этом последним? Вы вообще слышите меня, леди Блайт?
Я перевела на него задумчивый взгляд: «А? Что?»
— Почему, о том, что мистер Вебер травит крыс тем же ядом, что и людей, я узнаю так поздно? — он тряс меня за плечи, глядя свирепым и цепким взглядом прямо в глаза.
— А что здесь такого?
Он опешил и отпустил меня, тяжело вздыхая. Заговорил уже спокойно:
— Я вам жизнь пытаюсь спасти, леди. Или вы думаете, убийца оставит вас в покое? Я не могу работать, когда мне что-то недоговаривают. Мне потребовалось полдня, чтобы уломать вашу подругу во всем сознаться…
— Что? Сознаться в чем? — наконец, я выпрямилась в кресле, сосредоточив взгляд исключительно на нем.
— В том, что у Патрика Вебера в подвале целая коллекция ядов.
— Патрик очень мягкий человек. Он не мог пойти на убийство.