- А Тайлер?
- Я более не знаю этого человека. Он остался в отдалении…
- Долго ты с ним?
- Около года… Было… больно.
Мужчина немного преподносился, заставив девушку сделать тоже самое. Приблизившись, он оставил на ее губах поцелуй. Елена вновь забыла как дышать… Ей нравились его касания, ей нравились его объятия и поцелуи. Это было как внутреннее обогащение.
Оторвавшись, он взглянул на девушку.
- Я тут ночевал… Есть подушка и плед… Правда, одна подушка.
- Мы поместимся.
Под шум дождя и ругань грозы, под теплым пледом, ютясь на одной подушке, наслаждаясь поцелуями и теплом тел друг друга они спокойно забылись сном. Елена заснула без той самой тревоги. Деймон же заснул без особого усилия. Так, как засыпают обычные, если не счастливые люди, то те, которые умеют любить и быть любимыми.
Когда же солнце взошло на небо, им пришлось подняться. Минувшая ночь оставила приятное воспоминание и весь кабинет был пропитан их запахом. Приятнее всего было осознавать то, что теперь ты не одинок. Приятнее всего было осознавать, что теперь есть кому дарить свою душу… И пусть целыми кусками Вселенной, как сказала Кэролайн, но есть в этом нечто приятное, есть какое-то спокойствие в душе и на сердце.
Когда на небо взошло солнце, Деймон решил вернуться к работе, а девушка решила отправиться домой и подготовиться к ужину с продолжением…
Когда на небо взошло солнце, родилась совершенно иная жизнь. И с восходом именно этого солнца, именно этим утром жизнь именно этих людей навсегда поменялась.
Елена с улыбкой сервировала стол. Она не хотела громких слов про любовь, ибо знала, как та больно бьет. Но душа требовала романтики. Девушка готовилась к ужину и задушевной беседе.
В шесть вечера Деймон позвонил и сказал, что заедет за вином. Цыганка ответила, что с нетерпением ждет. В семь минут седьмого мобильный вновь зазвонил. Елена взглянула на дисплей, и улыбка с ее лица исчезла. Елена научилась жить в этом мире, лицезрея его незаменимые красоты… И вот теперь… Снова…
Взять трубку? Или нет? Лишь громкое тиканье часов разрывало тишину. Отец бросил их… А мать была всегда рядом. Непутевая, но ведь мама. Да и сама Елена была тоже не подарком.
- Да, мам, – голос холодный, ровный и спокойный. Именно в этот момент захотелось попробовать вкус сигареты.
- Ты… хорошо себя чувствуешь?
- Превосходно.
Хоть это было и не так отчасти. Но Елене не хотелось омрачать настроение. Она предвкушала предстоящий праздник, ужин, ночь…
Солнце опускалось за горизонт.
- Я не могу больше молчать. Елена, мне нужно сказать тебе правду. Обещай мне выслушать меня до конца.
- Что-то случилось?
- Да. Иди в мой кабинет. В в моем книжном шкафу на третьей полке сверху, под самым низом лежит синяя папка. Прошу тебя, это важно… Скрывать правду более не могу. Выполни и, прошу, прости меня… Если ты когда-нибудь сумеешь это сделать.
- Что случилось?
Короткие гудки. Шатенка, скинув туфли, ринулась на второй этаж. Она не знала, что ей предстоит узнать, не знала за что она обязана простить свою мать… Но была уверенность в одной вещи: это что-то ужасное. Девушка открыла кабинет и направилась к шкафу. Скинув все документы на пол, Елена принялась прерывать их, в поисках нужной папки. Дрожащими руками Гилберт раскидывала бумаги, не беспокоясь о важных документах.
Синяя папка. В ней всего один лист. Может, завтра? Но почему так отчаянно бьется сердце? Почему так дрожат руки? До завтра это ждать не может. Опять плохо с тревогой и ждать завтрашний день с тревогой и беспокойством? Нет. Правда – это уродливая сущность. И этого не изменит время. Хоть сегодня, хоть завтра- правда останется правдой.
Елена достает лист, на котором какие-то длинные цифры и непонятные биологические термины. Девушка пробегает взглядом по строчкам, не понимая ценность этого листка. И только последняя фраза полностью меняет все душевное состояние. Из груди вырывается крик, слезы выливаются из глаз, а боль, резкая и пронзительная, врезается в сердце. Капли падают на буквы… Девушка сминает листок и, садясь на пол, снова издает стон боли. Это даже не отчаянье. Это крик души, рыдания, вырывающиеся из недр души, сопровождающийся громкими криками и болью.
Это острая, безудержная, невыносимая боль. Елена обхватывает себя руками и забивается в угол, желая тем самым сжаться в одну маленькую точку и стать незаметной. Может, боль тоже сумеет сжаться? Но это было невозможно.
«Если я когда-нибудь… сумею…», – это были обрывки мысли. Елена хватает бумагу и, подрываясь, бросается вон из кабинета. Сжимая листок, девушка выбегает из дома. Кажется, что бег ее спасет… От чего? От нее самой, быть может… От боли…
Но она не следует… она бежит рядом.
Агония.
====== Глава 19. Lost Highway ======
Бутылка портвейна испита до дна. На небе полная луна – идеальное дополнение к этой безумной ночи. А звезды, эти холодные звезды! И как поэты могут ими восторгаться? Это ведь шары: безжизненные, холодные, безмолвные… Они лишены смысла! Как и эта бездарная жизнь…
Она устало плелась к своему дому. Девушка сжимала в руках пустую бутылку портвейна, а в кулаке – всю свою оставшуюся боль. Сердце билось спокойно… Утром нахлынет с еще большей силой. Ноги заплетались. Это глупо: напиваться из-за какой-то проблемы. Но как найти другой выход? Так хочется притупить эту боль… Эту ужасную, невыносимую боль. После агонии всегда приходит смирение и спокойствие… Ужасное состояние. Еще один шрам на сердце. Любовь – это боль. Она проникает в душу, как ласковая, нежная любовница, а потом разрушает каскады внутреннего мира как жестокий, беспощадный убийца. Так, что такое любовь? Это нечто, состоящее из двух абсолютно абстрактных, но неделимых частей. И дело не в любви к противоположному полу. Дело в любви к счастью, к этому спокойному миру… Он красив был бы! Если бы не был так жесток...
Девушка открыла дверь и спокойно вошла. Здесь было холодно. Погода ухудшалась еще со вчерашнего вечера. Елена поставила бутылку на стол и, сняв кофту, уселась на диван. В комнату влетел Сальваторе из кухни. Ей получилось войти тихо… бесшумно практически.
- Где ты была?! Ты видела время?!
Девушка взглянула на часы. Двенадцать. Она усмехнулась. Сальваторе увидел ее заплаканные глаза, пустую бутылку. Он сел рядом с цыганкой.
- Что случилось?
Елена взглянула на него. Было в этом взгляде что-то безумное. Так смотрят умалишенные, чокнутые, больные и… несчастные. Девушка усмехнулась и отстранилась. Она не понимала своих чувств, не знала как реагировать на правду: принять или отрицать. Не знала, убежать от Деймона или прижаться к нему сильно! Но Елена была уверена в одном: ей больше не хотелось никогда любить.
Гилберт поднялась. Зазвенели ее многочисленные браслеты, а длинная юбка была слишком яркой в полумраке этой комнаты.
Деймон медленно поднялся и, подойдя, резко развернул Елену к себе.
- Не смей, – сквозь зубы процедила Гилберт. – Слышишь? Никогда!
Она убрала его руки со своей талии. Она ненавидела его.
- Убирайся! Убирайся! Вон!
Девушка толкала его в грудь при каждом слове и при каждом слове голос срывался, крик становился громче. Слезы вновь покатились по щекам.
- Я не понимаю! – Деймон схватил девушку так, что заблокировал ее любую попытку сбежать. Девушка металась, старалась выбиться. Она хотела избавить себя от его касаний, которые в один миг стали омерзительными. – Я не понимаю, о чем ты!
- Не понимаешь?! Ах, ты не понимаешь! А когда ты меня оттрахал в своем кабинете, ты тоже ничего не понимал?
Нет, видимо агония еще не прекратилась. Ноги становились ватными… дыхание сбивалось, дышать становилось тяжело, а каждый удар сердца сопровождался болью; вдобавок разболелась еще и голова.
- Ненавижу! – Елена уперлась руками в грудную клетку Сальваторе и, оттолкнув его, вжалась в стену. Девушка спустилась по стене и, закрыв лицо руками, вновь дала волю рыданиям. Деймон понимал ее. Он аккуратно присел рядом, но его запах, его присутствие стали причинять боль и только! Шатенка резко поднялась и, бросилась к кофте, вынув листок из кармана кофты, она смяла его и кинула Сальваторе.