Выбрать главу

«Если вы мне не скажете, что у нас война, если вы еще позволите себе защищать все гадости…»

Александр подскакивает и захлопывает книгу. Оркестр играет несколько тактов из торжественной увертюры Чайковского «1812 год». Иванов хватает Александра за плечо. Тревожный момент, может последовать удар, драка. Затем Иванов целует Александра в обе щеки.

Смелей, дружище. У каждого из моих оркестрантов есть дирижерская палочка. Плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Придет и твой черед.

Кабинет

Врач. Войдите.

В кабинет входит Александр.

Ваше поведение весьма тревожно. Я начинаю думать, что у вас не все в порядке с психикой. Это помимо того, что вы страдаете вялотекущей шизофренией параноидального типа. Я начинаю сомневаться, может ли обычная горбольница справиться с вашими симптомами. Александр. У меня нет симптомов, у меня есть мнение. Врач. Ваши мнения — и есть ваши симптомы. Вы больны инакомыслием. Ваш тип шизофрении не предполагает таких изменений в психике, которые будут заметны для окружающих. Ваш случай весьма похож на случай генерала Петра Григоренко. Ведущие психиатры Института имени Сербского в Москве написали в его медицинском заключении, что его внешне адекватное поведение и формально связные высказывания на самом деле свидетельствуют о необратимых патологических изменениях личности. Понимаете? Я не могу вам помочь. Кроме того, у вас изо рта пахнет авиационным клеем или чем-то таким… что вы ели?

Александр. Ничего.

Врач. И это еще один неприятный момент. У нас тут прежде никто голодовок не устраивал. Вернее, был один случай, но тогда пациент протестовал против больничной пищи, и это психологически оправданно и возымело действие — не на пищу, нет, а на моральный облик всех пациентов. (Пауза.) Вы можете сами выбрать себе лекарства. Вы даже можете их не принимать. Просто говорите, что принимали. (Пауза.) Чего вы, собственно, добиваетесь?

Александр (ровным голосом, каким обычно стихов не читают).

Ностальгирую по добрым старым жутким временам, Приговор был всем понятен: десять — мне, пятнадцать — вам, Слово лишнее сказали, покривились невпопад — Мы — в Сибири, в Магадане, нам уж нет пути назад. Кто без права переписки, кто с кайлом — в Архипелаг, Нас в психушки не сажали, по вагонам — и в ГУЛАГ.

Врач. Замолчите! Господи, и долго вы можете так рифмовать?

Александр. На Арсенальной мне не разрешали иметь ни бумагу, ни ручку — по медицинским показаниям. Когда хочешь что-нибудь запомнить, рифмовка очень помогает.

Врач. Потрясающе. Я было подумал, что открыл новую форму психического расстройства. Мне улыбнулось бессмертие. Улыбнулось, подмигнуло и сделало ручкой.

Александр. Ваше имя, возможно, еще войдет в историю.

Врач. Вы о чем это? Это не я! У меня приказ. Послушайте, если вы согласитесь поесть, я разрешу вам свидание с сыном.

Александр. Я не хочу, чтобы он сюда приходил.

Врач. Если вы ничего не будете есть, я пошлю за вашим сыном. (Пауза.) Нельзя быть таким упрямым.

Александр поднимается, хочет уйти. Пауза.

Таблетки хоть чуточку помогли?

Александр. Не знаю.

Врач. Вы полагаете, что психически здоровых людей отправляют в сумасшедший дом?

Александр. Да.

Врач. Таблетки не помогли.

Александр. Я отдал их Иванову. Его фамилия тоже Иванов.

Врач. Именно. Именно поэтому полковник… эээ… доктор Розинский настаивал, чтобы вы были в одной камере, то есть, в одной палате.

Александр. Потому что мы однофамильцы?

Врач. Этот человек — гений. Обыватели зачастую не сознают, что медицина двигается вперед семимиль…

Александр. Я сознаю. Я отдавал мои таблетки Иванову. Ему как раз было нужно слабительное.

Александр выходит.

Врач. Следующий.

Тут же, почти столкнувшись с выходящим Александром, входит преобразившийся Иванов с треугольником в руках. Он горд и одновременно подобострастен.

Врач. Здравствуйте, Иванов. Ну что, помогли таблеточки?

Иванов (ударяет в треугольник). У меня нет оркестра.

Тишина. Иванов, подняв палец, сигнализирует об этой тишине. Снова ударяет в треугольник.

Врач (внезапно). Какой сегодня день недели?