– За музу! За барда! За фичи! – грянуло нестройным хором на весь трактир.
К тому моменту Хэйт сотоварищи уже представили Клауфу – тому дроу со стойки, оказавшемуся игроком – и Бигбиру, друиду, круглолицему человеку, соревнующемуся с Сорхо в пропорциях. Остальные парни из их группы в виртуальности отсутствовали.
После печальных мелодий от барда стали требовать сыграть чего-нибудь повеселее. Тот отбивался, мол, нет такого в его репертуаре, а для единственной изученной песни-баффа (на уменьшение расхода бодрости) он пока ничего не сочинил.
– За вдохновение! – бахнули обновленными кружками.
И вскоре горланили, подпевая Валу, нагло залезшего в репертуар родной группы (не той, что в игре, а музыкальной): «Я стану кошмаром!..»
Что веселого в этой песне, Хэйт было не понять, но народу нравилось.
В общем, посидели душевно. Договорились о походе, о списке необходимой «расходки». О более, чем вероятном присоединении к маленькому новоиспеченному клану развеселой компании Сорхо.
– Если примете, конечно, – пробасил Бигбир, улыбаясь во все тридцать два зуба. – Мы ребята скромные, нам много не надо. Коврик у двери, местечко на сеновале…
– Ненависти много не бывает, – улыбнулась почти трезвая Хэйт; она меньше пила, чем наносила краски на листы альбома с существами Некрополя. – Если на трезвые головы и всем коллективом не измените решение – добро пожаловать. Друзья Сорхо – мои друзья!
– За др-р-ружбу! – рявкнул хор друзей-алкоголиков.
«Спились и спелись», – пришла к выводу художница. – «Так и ширится Ненависть, так и уплотняются наши ряды».
После пьянки к ней приперся Вал – в смысле, по эту сторону реальности, ногами и в квартиру приперся. Очень его порадовало, что можно «там» налакаться до состояния бревна, а «тут» никаких последствий. Отчего-то он полагал, что будет иначе.
Как творческая личность, сосед напрашивался на похвалу, спрашивая, как аудитории (в лице той, с кого он мог спросить «тут») зашли его сочинения. Поскольку эффекты от исполнения песен впечатляли, Вероника парня похвалила. И даже чашечку кофе от щедрот выдала.
Тут же сочинитель принялся ныть, что никак не идет у него текст к песне прилива сил, что для восполнения бодрости.
– Я не могу, лезет в голову откуда-то: «Если хочешь быть здоров, закаляйся! Голой жопой об забор – ударяйся»… Ударяйся еще меняется на «обтирайся», что не легче и не менее бредово. И вроде где-то я эту чушь когда-то слыхал. И забыл. А теперь хор идиотов в моей голове орет эту белиберду.
Девушка хохотнула, едва не расплескав ароматный, не совсем к ночи уместный напиток.
– Соседушка, ты же в курсе, что хор идиотов – это все ты? А это уже даже не раздвоение личности, а… размножение? Разхорение?
– Один за всех – и все за одного! – Вал на шутку не обиделся. – Не мое это, бравурные, чтоб их, песенки.
– Ну, не всем дано задорно сочинять про тыгыдым-тыгыдым, – махнула рукой Вероника. – Не парься. В бою ты вряд ли будешь исполнять прилив сил, есть песни полезнее. Забей, на тренировках можно и просто бренчать.
Музыкант уставился на собеседницу удивленным взглядом.
– А что, так можно было?
– Как?
– Не париться, забить и просто бренчать.
– Никогда не повторяй этого при Мэйли, но перфекционизм хорош в меру. Но! Если тебе прям невмоготу, заходи завтра пораньше. Посмотришь на два шилопопых комочка перьев и бодрости, вдохновишься.
Накануне от Лешки с Галкой приезжал знакомый ребятам электрик. Теперь у пернатых было две правильных «птичьих» лампы, настроенных включаться и выключаться по таймеру. Одна над стендиком, другая над клеткой. Первая гасла пораньше, и тогда даже в отсутствие хозяйки по эту сторону реальности у птиц был «маяк» на клеточку. Там можно было поесть, попить и устроиться баюшки, поспорив о том, кто на какой качельке будет спать.
Как и в паре Вал-Хель, у волнистиков заправляла всем девочка, мальчик подстраивался под решения своей половинки.
В ту же степь: послезавтра Веронику ждали на празднике в честь дня рождения Леси. Галина была весьма недовольна тем, что все устроение легло на ее плечи, тогда как муж лежал в капсуле. Потому злить подругу лишний раз не стоило: послезавтра что Лешка, что Вероника обещали быть паиньками, дружелюбными и милыми. Улыбаться, улыбаться, бесконечно улыбаться. И хвалить Галю за каждую мелочь.
– Тяжелые в реале квесты, – закрыв дверь за соседушкой, поежилась Вероника. – И всюду суровые штрафы на репутацию в случае провала или отказа.