Угроза не перестала быть угрозой оттого, что ее произнесли безупречно вежливым и ровным тоном. Похоже было на то, что дамочка все-таки явилась качать права – правда, не после того, как ее имя попало в газету, а заранее, авансом, что было, пожалуй, первым случаем в практике Дмитрия Светлова. При этом оставалось совершенно непонятным, какое все это имеет отношение к Филатову. Дмитрий уже открыл рот, чтобы объявить, что не потерпит угроз и намеков на свою моральную нечистоплотность, как вдруг застыл, будто громом пораженный. Мельком виденная в разделе светской хроники какой-то бульварной газеты фотография всплыла в его памяти, и Дмитрий искренне поразился собственной тупости: как он мог не узнать ее сразу?
– Я вижу, Дмитрий, что невольно обидела вас, – продолжала она, глубоко затянувшись сигаретой. Дым толчками вырывался из ее красивых, со вкусом накрашенных губ. – Поверьте, я пришла не для того, чтобы пугать вас или оскорблять. Мне нужна помощь, и я почему-то вообразила, что вы – точнее, Филатов, от разговора о котором вы так ловко уклонились, – можете мне ее оказать.
Чтобы скрыть замешательство, Дмитрий полез в стол, вынул сигареты и тоже закурил.
– Видите ли, Марина... – сказал он и испугался, сообразив, что невольно передразнил собеседницу.
Та улыбнулась, показав, что заметила и оценила и его испуг, и причину, которой тот был вызван, и немедленно отплатила ему той же монетой:
– Можно просто Марина. Значит, вы меня узнали?
– Я узнал бы вас раньше, если бы не ваши очки.
Марина Медведева с улыбкой сняла очки. Глаза у нее были припухшие и красноватые, как будто она недавно плакала. Эти красные глаза разительно контрастировали с улыбкой, и Светлов поневоле задумался о том, какой силой воли надо обладать, чтобы улыбаться, находясь в таком положении. Впрочем, он понятия не имел, каково на самом деле положение Марины Медведевой и ее роль в этой истории. Судя по тому, что она сама, лично, явилась в редакцию, разрушив собственную легенду, положение это было отчаянным. Красивая женщина с заплаканными глазами автоматически вызывает у окружающих сочувствие и желание помочь; Дмитрию пришлось напомнить себе, что перед ним скорее всего сидит хитрый и опасный враг, чтобы это желание если не пропало совсем, то хотя бы уменьшилось до приемлемых размеров.
– Значит, Филатов явился к моему мужу не по заданию редакции? – спросила она. – Странно... В таком случае я пребываю в растерянности. Я думала, он просто охотник за сенсационными репортажами...
– Он охотник за черепами, – мрачно сказал Светлов. – Рыцарь без страха, упрека и царя в голове. В это, наверное, трудно поверить, но он абсолютно бескорыстен и влез в это дело исключительно из желания помочь пьянице соседу, который по глупости ухитрился не вовремя оказаться там, где ему быть не следовало, и до сих пор сидит в следственном изоляторе по обвинению в убийстве Артюхова и Шполянского.
– Боже мой! – воскликнула Марина Медведева, прижав к губам ладонь. Светлов отметил про себя, что она великолепная актриса: ее изумление казалось совершенно искренним. Еще он отметил, что на пальце у нее нет обручального кольца, а в ушах – бриллиантов, о которых упоминал Филатов. – Если бы я только знала! Если бы я только могла предположить... Боже мой, какая я дура! Я бы давным-давно к нему обратилась...
– Увы, – сухо сказал Дмитрий, – теперь действительно поздно. Сегодня утром его арестовали, и, как я понимаю, по тому же обвинению, к которому теперь добавились обвинения в убийстве известного вам Константина Кудиева, по кличке Кастет, и вашего мужа... – Он сдержался, не добавил: «По кличке Косолапый», а вместо этого все так же сухо произнес: – Кстати, примите мои искренние соболезнования.
– Судя по вашему тону, соболезнования не слишком искренние, – спокойно заметила Марина. – Но я пришла сюда не за ними. Видите ли, я очень надеюсь, что в данный момент Филатов на свободе. Во всяком случае, я сделала для этого все, что могла.
– Как? Вы сказали – на свободе? Каким образом?
– Я разбила машину, на которой его везли, – сказала Марина таким тоном, как будто речь шла о разбитом стакане. – Один из них – я имею в виду милиционеров – за мной погнался, но, к счастью, не догнал. Я, конечно, не могу утверждать, что Филатов этим как-то воспользовался, но очень на это рассчитываю. Вернее, надеюсь. Большего я действительно просто не могла сделать.
Спохватившись, Дмитрий закрыл рот и аккуратно сбил с кончика сигареты наросший на нем длинный кривой столбик пепла.
– Э, – сказал он, – гм... Что ж, могу вас заверить, что Филатов почти наверняка воспользовался шансом. Если, конечно, вы его не убили и не покалечили. Но...
Он осекся и махнул рукой. Сказать ему было нечего; строго говоря, в такой вот ситуации следовало попросту проснуться. Окутавшись облаком табачного дыма, господин главный редактор остро и испытующе посмотрел на Марину Медведеву. То, о чем она только что рассказала, не лезло ни в какие ворота. Для правды это было чересчур нелепо и фантастично, а для лжи – слишком глупо. Или Филатов прав, и она настолько далека от реальной жизни, что считает всех вокруг просто тупыми марионетками с набитыми соломой головами? Что ж, это было возможно; быть может, ее намерения шли гораздо дальше уже завершившейся серии убийств, и теперь, действуя в рамках своего дьявольского плана, госпожа Медведева явилась сюда, чтобы дергать его, Дмитрия Светлова, за привязанные к рукам и ногам ниточки. И пока что это у нее недурно получалось: только раз на нее взглянув, Дмитрий немедленно начал вести себя так, как было удобно ей, всячески стараясь услужить, уважить, не ударить в грязь лицом. Осознав это, Светлов разозлился на себя, а потом подумал: вот и хорошо, пускай думает, что я у нее в руках, пускай расслабится, выложит, чего ей от меня надо... Любопытно, что же ей в самом деле нужно? Зачем ей понадобилось освобождать Филатова? Или она врет? Может, никакого столкновения не было, а если и было, то устроила она его с совсем иной целью – например, прикончить Филатова под видом несчастного случая? А теперь, когда этот твердокаменный чертяка каким-то чудом уцелел, она прибежала сюда, ко мне, к его другу и, как она полагала, начальнику, наводить тень на плетень?
Все это здорово смахивало на бред; между тем пауза затягивалась. Покрасневшие глаза Марины Медведевой с интересом смотрели на Дмитрия – она ждала продолжения, а он по-прежнему не знал, что сказать. «Возьми себя в руки, болван! – мысленно прикрикнул он на себя. – Ты же журналист, черт тебя побери! Задавать вопросы – твоя профессия. Вот и задавай их, хватит сидеть как истукан!»
– Хорошо, – сказал он и, потянувшись через весь стол, вдавил в пепельницу окурок. – То есть ничего хорошего нет. Я не понимаю, зачем вы это сделали, не понимаю, зачем пришли сюда, и, если хотите начистоту, не очень-то вам верю. Как бы то ни было, я готов вас внимательно выслушать. Может, тогда хоть что-нибудь прояснится.
Тонкие брови Марины удивленно изогнулись; некоторое время она, хмурясь, смотрела на Светлова, как будто стараясь вникнуть в смысл фразы, произнесенной на языке индейцев майя, а потом морщинка у нее на лбу разгладилась, Марина печально улыбнулась и кивнула.
– Ну да, – сказала она, – понимаю. Вы неглупы, вы долго об этом думали, перебирали варианты, и этот показался вам наиболее приемлемым... Знаете, Кудиев при жизни придерживался того же мнения, что и вы.
Дмитрий почесал мизинцем бровь. Такого он, признаться, не ожидал. Марина шла ва-банк, и это было непонятно.
– Это угроза? – спросил он.
– Угроза? – Марина выглядела искренне удивленной. – Это просто факт. А содержит он в себе угрозу или нет, покажет время. Кудиев, повторяю, думал про меня то же, что думаете вы, и где он теперь?