Как-то мой друг увидел симпатичную девицу с Яхниным и вполне серьезно заявил мне:
— Как хочешь, но я отобью ее у него.
Но не дай бог, его приятельница заинтересуется кем-то другим! Ревновал до чертиков. Однажды его секретарша Ирина в ресторане ЦДЛ брала интервью у Пьецуха (она работала в каком-то журнале). Коваль заранее меня об этом оповестил и назначил встречу в Пестром. Как только «потенциальные любовники» уселись в ресторане, мой друг не поленился, потащил и меня туда же.
— Сяду так, чтобы их видеть, — объявил. — В случае чего, ты меня сюда приволок, понял?
Весь вечер он то с цепенящим вниманием следил за «парочкой», то дергался и ужасно нервничал:
— …Ишь, как смотрит на него! Кадрится! А он, гад, явно кадрит ее! Знает, что со мной ему не потягаться, но лезет!
— Брось! Чепуха! Не накручивай себя, — говорил я, но где там! Если ему что мерещится, не переубедишь.
В другой раз я разговорился с его другой секретаршей Еленой.
— Ее тебе не отдам! — сурово предупредил мой друг.
— Ты что, спятил? По себе всех меришь? — попытался я поставить его мозги на место.
— Я все вижу, меня не проведешь!
— Ты как Сталин. Тот тоже говорил Берии: «Жукова тебе не отдам!».
Коваль, старая чурка, засмеялся и успокоился.
Однажды приезжает с Нерли, звонит:
— Каких баб за этот месяц имел?
— Да никаких, — отвечаю. — Сейчас не до них, я уж и забыл, как у них все выглядит.
— Приезжай, нарисую! — гогочет.
Вот черт! Нет, чтобы сказать: «Приезжай, сейчас вызову пару». А он — нарисую!
Мы встретились в его мастерской, купили у сторожа «продмага» бутылку (Коваль знал старика, и в любое время суток мог достать водку), и прежде чем ее прикончить и звонить женщинам, пересказали друг другу, как провели последний месяц.
— …Баньку поставил, — сообщил Коваль (он был большой любитель банного дела).
— Сам? В одиночку?
— Ты что?! Местные помогали. Баньку грамотно самому не поставить. Внутри вагонкой из осины надо обшивать, — дальше он подробно описывал баньку, потом чердак избы, где делал что-то вроде мастерской.
Я похвастался, что взял участок в писательском товариществе и строю летний дом.
— …Вдвоем с братом, — важно закончил я.
— На кой черт тебе этот участок, — поморщился Коваль. — Я вот что тебе скажу. У меня там, на Нерли есть свободный дом. Не хуже моего, и не дорого. Другому не сказал бы. Тебе говорю. Бери, дурак, не раздумывай. Будем вместе щук ловить.
— Далековато. А участок в часе езды.
— Тебе эти писатели в ЦДЛ не надоели? Да и шесть соток всего. А у меня там до реки все мое.
— И за рекой тоже, как у Гоголя, — вставил я.
— Ну да, — засмеялся Коваль. — В это лето стоит жарища. Все поливают грядки. А я ничего этого не делаю. Не люблю это… Вот щук ловлю. С одной, скажу тебе, долго боролся, но победил, едрена вошь.
— На Нерли ведь у тебя третьи владения, — напомнил я. — Куда тебе столько?
— Алешке останется.
Сынишка Коваля — шустрый, смышленый мальчуган.
— Твой будущий ученик, — говорил мне Коваль.
А вот его дочь от первого брака Юля — гадючка, о ней и писать противно. Когда с моей матерью случился инсульт, и ее положили в больницу, Коваль спросил у меня:
— В какой она больнице?
Я назвал.
— Да ведь там моя Юлька работает терапевтом! — оживился мой друг. — Сейчас ей позвоню.
И позвонил, и наказал дочери присмотреть за моей матерью, узнать что и как, и позвонить.
Три дня мать пролежала в больнице, но дочь Коваля так и не позвонила. На четвертый день мать умерла, об этом мне сообщила медсестра, потом позвонил завотделением, сказал:
— Очень хорошо(!), что вы уже все знаете.
А спустя неделю я в ЦДЛ встретил Юлю, она направлялась в кинозал.
— Я была у вашей мамы, — сказала, — она чувствует себя неплохо.
Такая дочка у моего друга. Дать бы ей клятвой Гиппократа по башке!
Эхма! Если бы Коваль все силы бросил только на литературу, сколько бы он хорошего написал! Так нет, он, дуралей, хотел себя обессмертить во всех областях. Как говорила одна моя ученица, его любовница: