Справедливости ради отмечу: когда у самого Яхнина заболело сердце и я навестил его в больнице, он держался стойко, и когда выписался, курить не бросил (бросил только в шестьдесят шесть лет). И, несмотря на то, что ему нельзя поднимать тяжести, помогал нам перевозить Воробьева на новую квартиру — добросовестно таскал связки книг.
Кроме жалоб на болезни, Яхнин может часами рассказывать о своей личной жизни, о том, что написал и где его напечатали, и никогда не спросит: «Как ты-то?».
Яхнина отличают деловитость, настойчивость, он всеяден, берется за любую литературную работу, ему все равно, что делать, лишь бы платили деньги; он так и говорит: «Что надо, то и сделаю». И делает; ловко, все, что ни закажут. Без души, но гладко, как ремесленник. С равным успехом он мог бы работать директором какой-нибудь фабрики; и возможно, если б предложили торговать картошкой за бешеные деньги, не задумываясь забросил бы литературу. Как-то мне сказал:
— Я могу работать кем угодно, кем заставят обстоятельства.
А позднее признался:
— Я делаю халтуру. Делаю честно, но меня интересуют деньги.
Мне нравится его способность к выживанию, но невольно думаешь — может он просто не угадал свое призвание; повторяю, по большому счету, литература для него — возможность зарабатывать деньги, и вообще жизненный успех сводится к материальным ценностям. Он никогда не говорит о нравственной идее, эстетических принципах, не испытывает радость от сделанной работы, если она не напечатана и за нее не получен гонорар.
Яхнин оккупировал все издательства (в них заходит, как в собственную квартиру, чуть ли не открывая двери ногой); он пишет пьесы, сценарии, стихи, прозу, песни, статьи, рецензии, выпускает пластинки с песнями на свои стихи, переводит со всех языков (не зная толком ни одного), что ни назовешь — он уже переводит, и, конечно, делает адаптации, на которых давно набил руку. Например, из «Фауста» — двадцать страниц для детей, и со стихов на прозу(!). Автор, наверняка, перевернулся в гробу.
Делая имитации, Яхнин нашмалял сотню книг, перелопатил такие вещи, как «Алиса», «Тартарен», «Уленшпигель», «Мюнхаузен»… Даже замахнулся на Библию для детей, и нет никакого сомнения сделает, и неплохо, с точки зрения компиляторства — не творчества, а сноровки. Если копнуть его писанину поглубже, то сразу заметно — наш герой пытается поднять неподъемный для него вес. В этом он напоминает некоторых юмористов из клуба «Веселых и находчивых» (типа Жванецкого, Измайлова, Вишневского, Задорного) — эти остряки неплохи в компании как массовики-затейники, но беспомощны на листе бумаги, что и понятно — в компании собеседники и, если уже есть настрой на веселье, многое кажется смешным (все дело в моменте — ты уже раздулся и чуть уколи — лопаешься), но попробуй рассмешить читателя без всякого настроя. Эта задача не всем по силам.
Ну, а чисто авторские вещи Яхнина рыхлые, сырые, без огонька — всего лишь случайные эпизодики — какая-то мельтешня. Однажды накатал роман на десять листов — опять тьма разрозненных кусков, умильных картинок «от фонаря» (и как не видит, ведь, вроде, со вкусом у него все в порядке и, как рассказчик в застолье многим даст фору?). В общем, уверен — серьезные вещи (рассказ, повесть, не говоря уж о романе) — не для Яхнина, его ниша — акварельные зарисовки, подтекстовки, но в основном, конечно, адаптации — на них он собаку съел.
Из своих средних литературных способностей Яхнин выжал максимум, даже забрался на олимп и теперь сверху поучает коллег по перу (в частности Тарловского). Все благодаря тому, что Яхнин так подает свои сочинения, что и впрямь кажется — перед нами шедевр. Как известно, большинство теперешних редакторов не очень-то сведущи в литературе и, естественно, авторитет Яхнина в издательствах довольно высок (молодым авторам эти редакторы говорят: «Он у нас ведущий, старайтесь делать, как он»).
Самое нелепое, Яхнин и сам убежден в своем высоком мастерстве; как-то отчитал Тарловского, который тоже делает адаптации:
— Марк, ты испохабил Марка Твена (тот пересказал «Принц и Нищий»). Пойми, пересказчик это умелец, который из большого яйца делает перепелиное!
На самом деле Тарловский относится к работе добросовестней и все делает на порядок лучше Яхнина (просто не может делать плохо; как он говорит: «мне самому должно нравится то, что делаю, в моих строчках должно быть какое-то тепло»). Приходько успокоил Тарловского: