— Ну, ты еще долго будешь болтать с этими бандитами? — посмеиваясь брякнул я.
Возникла долгая пауза. Затем Шульжик, ужасно нервничая, заговорил:
— Это мой друг, писатель. Это у него шутка. Он так называет друзей, — и подтолкнул меня к машине. — Иди, я сейчас!
Он вернулся через минуту, отдуваясь, плюхнулся на сиденье.
— Ты совсем спятил! Они ж в самом деле бандиты. Сказали: «этого сразу замочить, или потом?». Один из них Отари Кантаришвили. Я его оформил своим секретарем. Мне надо для дела.
Я не занервничал — вот еще! — наоборот, взглянув еще раз на дружков моего друга, почему-то почувствовал себя сильным и очень порядочным (вот пьяная голова!).
Эх-хе-хе! С кем только не общается мой друг, бесшабашный удалец и мошенник, бегущий по острию ножа, болтающий об идеалах и одновременно занимающийся нелегальным бизнесом. Кушак, Яхнин, да и многие другие экономно расходуют свой талант, а Шульжик свой транжирит бездумно, направо и налево; его жизнь — какой-то рваный бег к непонятной цели. Повторяю, он уже старый черт, а все не утихомирится, все геройствует; он мужичок редкой закваски, в нем идет постоянное брожение, у него энергии — хоть отбавляй! Словно Карлсон, он летает по городам и странам, живет одновременно в Кельне и в Москве, в Германии имеет цех по переработке рыбы, а его филиал в Подмосковье; из Германии, повторяю, пригоняет машины — туда везет картины уличных художников (агитирует и меня «заняться копиями» — только этого мне не хватало на старости лет!). И корчит из себя крутого: катает с пистолетом, рассказывает, как воюет с рэкетирами… Такой разухабистый храбрец!
В Кельне Шульжик воспитывает внучку, в Москве для детей пишет приключения своего знаменитого поросенка «Фунтика» и опять, неугомонный, строит — на этот раз третью дачу (две предыдущие продал, чтобы отдать долги сына, талантливого парня, которому долго не везло в личной жизни; сейчас-то купается в счастье. Кстати, у них с отцом сложные отношения: то ругань — «Ты что, козел?» «Нет, это ты козел!» — то братство с легким подтруниванием друг на другом). К слову, многих из нас наши дети не радуют (в том числе и внебрачные, которых мы умудрились заиметь), но внуки радуют всех без исключения.
Однажды на последней дачной стройке Шульжика мы отмечали его день рождения, вернее — только посетили стройплощадку, а обмывали событие на соседней роскошной, но чересчур эстетской, даче его соседа и друга конферанса Сергея Дитятева, с которым он еще служил в армейском ансамбле. Дитятев (настоящая фамилия Блюмин) сильно уступает нашему другу в острословии, но имеет огромный запас смешных историй, вроде той, как антисемит администратор филармонии Хабаровска частенько ворчал: «Что вы все повторяете — Блюмин, Блюмин?! Вот у вас же есть хороший конферанс Дитятев!».
Тот вечер на даче был прекрасен во всех отношениях, вот только Дитятев со своим болезненным отношением к чистоте перебарщивал — постоянно вытаскивал тарелки из-под носа и бежал их мыть — прямо не расставался с тряпкой и щеткой. Но особенно запомнилось купание в лесном озере — таком прозрачном, с такими изысканными растениями, что казалось, в нем водятся золотые рыбки. К сожалению, вскоре Дитятеву пришлось продать дачу, чтобы компенсировать ущерб соседям по дому — делая евроремонт в своей городской квартире, он сильно затопил нижние этажи — но с этой потерей он расстался спокойно, чуть ли не весело — как и Шульжик, он смотрит на мир широко. Ох уж эти богатеи! — разве их можно понять?!
В другой раз мы с Тарловским застольничали в недостроенных «балках» Шульжика, но от хилого интерьера вечер не стал менее впечатляющим. Наш друг, как всегда, блистал: чихвостил рабочих, которые не столько строили его дом, сколько разворовывали материалы и пьянствовали (как и на предыдущих двух дачах, но в нашем товариществе я хотя бы присматривал за строительством), при этом, красочно расписывал махинации и увертки работяг (ведь сам был отменным комбинатором), прошелся по нашим общим дружкам, читал «Последние приключения Фунтика»… Кстати, я думал, ему все дается легко — не тут-то было — его горячая рукопись представляла собой длиннющую гармошку с заплатками-вставками и сносками-клапанами.
Сейчас на «Фунтика» у Шульжика договор — он должен написать десять книжек; когда они выйдут, у него будет целое собрание сочинений. Половину он уже написал — как всегда мастерски. В книжках полно смешных ситуаций и диалогов, жаль только нет той поэзии, которая была в его стихах, не говоря уж о Блоковской «дальней идеи». И жаль вдвойне, что он этого не понимает, хотя для блезира и отмахивается с преувеличенным безразличием: