И тогда ударом молоточка по шляпке он загоняет гвоздь во чрево новенькой подметки.
А дальше, Мадбули, что дальше?
Где конец всем этим гвоздям, которые никак не кончаются? Даже если ты подобьешь подметки всему миру, и то они не кончатся.
А почему, собственно, ты хочешь, чтобы они кончились?
Что ты стал бы делать после этого, как жить?
И вообще, чего ты хочешь от своей жизни? Больше того, что получил?
Разве ты не женат?
Разве ты не наплодил детишек?
Один из малышей еще даже не оторвался от материнской груди.
А другой непременно должен перебегать улицу перед самым носом машин, несущихся с сумасшедшей скоростью. Третий же со своими сверстниками, заполонившими улицу, носится с мячом посреди дороги.
К вечеру Мадбули надевает на шею резиновый ремень ящика и возвращается домой.
Утром он снова перекидывает этот ремень через шею, и приходит на работу, и располагается в своем излюбленном уголочке.
И все это для того, чтобы снова забивать много-много новых гвоздей во множество новых и новых подметок.
Он тяжело вздохнул, поднял рукав, чтобы вытереть капельки пота.
И прежде чем Абд аль-Гаффар раскрыл рот, явно намереваясь поторопить его, Мадбули стукнул молоточком по гвоздю…
Гвоздь утонул в черной подметке.
Ничего иного нет для него.
Ничто его никуда не зовет. Постоянно глупые эти понукания: «Ну, давай, Мадбули, поторапливайся», — будто он осел с завязанными глазами, которому суждено весь век тащить повозку или вращать оросительное колесо.
Загорелся зеленый свет, машины тронулись, и люди заторопились, заторопились. Куда? Зачем? Бог его знает.
Он поднял руку с молоточком, но прежде чем опустил его, почувствовал, как две маленькие ручонки обвились вокруг его шеи и тоненький голосок воскликнул:
— Пап, а пап!
Обернувшись в сторону владельца этого голоска, который обнял его за шею своими ручонками, он оказался лицом к лицу с Годой. Наверняка мать прислала его за чем-нибудь, а может, ему самому надо что-нибудь…
Нехотя буркнул под нос:
— Ну, чего тебе, сынок?
Года размахивает перед ним какой-то бумагой и кричит:
— Пап, я получил аттестат!
С той же неохотой Мадбули отвечает:
— Ну ладно, а зачем пришел?
— Пап, я же все успешно сдал!
Мадбули не стал утруждать себя и, не вникнув в смысл услышанных слов, бросил коротко:
— Ну и хорошо.
Но мальчуган упрямо ему возразил:
— Пап, теперь я пойду в среднюю школу. Я получил баллы, нужные для средней школы, пап!
С этими словами мальчуган побежал по улице, подтанцовывая на ходу. Отец же поднял руку с молоточком, и прежде чем опустил ее, зазвенел в его ушах голосок сына:
— Теперь я пойду в среднюю школу!
Выходит, что сынок теперь пойдет в среднюю школу сам, без чьей-либо помощи; не думал он, что малыш настойчив до такой степени.
Мальчику ничего не нужно от него.
А что, если он успешно закончит школу, да еще поступит в университет, и кончит его, а там, смотришь, станет доктором, или инженером, или офицером? Малыш Года может стать чем-нибудь вроде этого, а может, и больше этого.
Тут Мадбули почувствовал, что засветился луч на дороге, луч, который был потерян на его жизненном пути.
Губы его раскрылись в широкой улыбке.
Он взглянул на шейха Абд аль-Гаффара.
Со всего размаха он ударил молоточком по шляпке гвоздя, словно этим ударом хотел открыть закрытый перед ним путь, и обратился к шейху Абд аль-Гаффару:
— Сынок-то мой Года успешно сдал, о шейх Абд аль-Гаффар, теперь он пойдет в среднюю школу.
Отвечая улыбкой на улыбку, Абд аль-Гаффар промолвил.
— Поздравляю!
И снова Мадбули заносит руку с молоточком для удара, изумленно покачивая головой, а до слуха его доходит голос Абд аль-Гаффара, по-прежнему побуждающий его спешить:
— Ну давай, Мадбули, поторапливайся.
И Мадбули — куда только девалась его усталость и тоска играючи обрушивает свой молоточек на шляпку гвоздя.
Добрейшие люди
Перевод Б. Романова
Половину своей жизни прожил с женой Закией в своем скромном доме мастер Ибрагим Зенхим эн-Наггар. Дом этот оставил ему в наследство отец.
Сначала мы опишем дом, а затем его обитателей.
Дом находится в Дамиетте, в одном из тесных, бедных кварталов, и состоит из двух этажей: в первом этаже — две лавки и прихожая, на втором — две комнаты, гостиная и туалет.
Первую лавку занимает Али эль-Худри со своей цветной и кочанной капустой, помидорами, кабачками и другой зеленью, от которой ломятся полки и ящики его лавочки. Вторую лавку занимает дядя Бихнис — продавец сластей и детских игрушек со своими дудками, самолетами, куклами, коробками конфет, леденцами, маковниками и прочим. Особенно славится дядя Бихнис дудками, он без устали дует и извлекает из них звуки, подобные радостным воплям женщин на арабской свадьбе.