Сокджин потёр глаза, прогоняя сон, и попытался собрать себя в кучку. Посмотрел на часы: половина третьего ночи. Дом, который днём казался тёплым и уютным, ночью стал арктически холодным без четырёх маленьких человечков, согревающих его своей энергией. Сокджин поёжился и немного плотнее закутался в халат.
Звонки от службы соцзащиты в любое время дня и ночи Сокджину были не в новинку, но никогда ещё ему не звонили в такой безбожный час. Обычно он и Намджун вместе помогали новому ребёнку освоиться в доме, но в этот раз Намджун и ухом не повёл, когда на первом этаже зазвонил телефон. Сокджин знал, что попытки разбудить его не будут иметь смысла.
Сокджин тихонько заварил себе чашку чая и приготовился ждать. Одним ухом он слушал радионяню: на случай, если заплачет Чонгук. Дом стоял в тишине; Сокджин потягивал свой имбирный чай.
В попытке выглядеть более презентабельно он пригладил волосы руками, и тут постучали во входную дверь. Сокджин сморщился и бросил взгляд на радионяню: проснётся Чонгук — проснутся все, а Сокджину хотелось бы, чтобы мальчики хорошенько отдохнули. У него совсем не было настроения наутро возиться с пятью капризными малышами.
Но Чонгук спал беспробудно, и Сокджин открыл парадную дверь.
На его крыльце стоял полицейский, а за ногой полицейского прятался маленький мальчик, на вид лет пяти. Мальчишка был грязный до ужаса; половина его тела была покрыта засохшей грязью, а волосы будто бы и вовсе никогда не мыли.
— Вы, должно быть, Сокджин, — сказал полицейский и подтолкнул мальчика вперёд. — Это Хосок. Мы нашли его на обочине шоссе, лежал себе в канавке. Похоже, мать заставила его выйти из машины и уехала. Врачи говорят, что он здоров, так что принимайте.
— Принимаем, — отозвался Сокджин, глядя на Хосока. Мальчик смотрел на него в ответ, поджав губы. Глаза его блестели от едва сдерживаемых слёз.
— Вам кто-нибудь позвонит с подробностями, — сказал полицейский. — Посмотрим, найдутся ли у него ещё какие родственники, но до тех пор…
— Со мной он в безопасности, — кивнув, ответил Сокджин.
Полицейский пожал плечами и развернулся на каблуках. Он явно не собирался задерживаться. Они никогда не задерживались, эти полицейские и социальные работники: просто привозили детей, а потом приезжали за ними, если находились родственники. Сокджину они оставляли честь утирать слёзы и сопли, а потом отвечать на вопросы, на которые у него попросту не было ответов. На плечи Сокджина ложился долг окружить перепуганного ребёнка любовью и заботой.
Когда полицейский удалился, Сокджин обратился к мальчику:
— Привет, Хосок. Меня зовут Сокджин, это мой дом. Ты тут какое-то время поживёшь. Хочешь, проведу тебе экскурсию?
Хосок не ответил, но его нижняя губа задрожала.
Сокджин вздохнул и физически опустился на пятилетний уровень Хосока, сцепив руки в замок.
— Если не хочешь, то всё сразу смотреть не будем. Можешь сразу лечь спать; для тебя приготовлена комната, — предложил он.
На втором этаже Хосока ждала кровать с чистым бельём. После звонка соцзащиты Сокджин переложил измотанного Тэхёна в комнату Чимина. А потом даже перевесил именную карточку Тэхёна к имени Чимина на дверь в их — теперь общую — спальню. Вряд ли кто-то из них будет возражать.
— Или можешь просто немного отдохнуть. Хочешь, посмотрим на звёзды?
— Хочу отдохнуть, — ответил Хосок дрогнувшим голосом.
Сокджин согласился сразу же:
— О, отлично! Люблю звёзды, — заверил он.
В идеальном мире смертельно уставший Хосок пожелал бы сразу отправиться в кровать; тогда Сокджин тоже смог бы немного поспать. Но опыт подсказывал, что с появлением в доме нового ребёнка о сне можно забыть.
Хосоку жизненно необходимо было несколько минут перерыва, чтобы осознать происходящее. Вся его недолгая жизнь только что перевернулась с ног на голову. Если слова полицейского правда — если мама действительно заставила Хосока выйти из машины и оставила лежать в грязи на обочине, — тогда он, бедняга, наверняка в шоке. Три часа ночи, а Хосок оказался в доме совершенно чужого ему человека.
Сокджин считает, что Хосок должен спать, а не расставаться со своим домом и семьёй.
Сокджин вывел его на передний двор, где стояли кресла из красной ели. Обычно на них сидели Сокджин и Намджун, пока мальчишки играли в догонялки на лужайке или нарезали круги по тупику на трёхколёсных велосипедах. Вокруг кресел Сокджин насадил маленький сад и даже поставил небольшой столик для всего миллиона кружечек, чашечек, сосочек и бутылочек, с которыми ему приходилось ходить туда-сюда.
Но с Хосоком всё приобрело иной оттенок. Воздух не дрожал от радостного хихиканья и восторженных воплей играющих детей; лишь кто-то маленький и испуганный очень тихо шмыгал носом.
Хосок забрался в кресло, ухватился ручками за подлокотники и задрал голову к небу. Сокджин сел рядом, давая ему время на размышления.
Через какое-то время — Сокджин пару раз почти заснул — Хосок повернулся к нему и посмотрел большими карими глазами.
— А теперь как насчёт экскурсии? — предложил Сокджин.
Хосок кивнул, хотя явно устал до изнеможения. Он клевал носом, и Сокджин не смог сдержать улыбку. Он уже мог сказать, что этот паренёк определённо очаровательный.
— Хочешь, понесу тебя? — спросил он.
Хосок снова кивнул, и Сокджин подхватил его на руки. Сначала они отправились в прачечную, заходя в дом через гараж вместо парадной двери.
— Ладушки. Тут у нас прачечная и тут я чуть-чуть попозже постираю твою одежду. А ещё тут мы снимаем ботинки, — сказал Сокджин и указал на полки; на каждой — меловая досочка с мальчишечьим именем. — Если хочешь, у твоих ботинок тоже будет полка. Даже подпишем её.
Хосок с надеждой посмотрел на Сокджина, и Сокджин вручил ему доску и мел. Дети приходили и уходили, а полки оставались; меловые доски, с которых можно было стереть имя, пришлись очень кстати.
Прямо в середине доски Хосок неуклюже нацарапал «Х». Все остальные «буквы» были просто закорючками.
— Молодчина, Хосок! — похвалил Сокджин. — Хочешь снять ботинки?
Он ни капли не удивился тому, что для своего возраста Хосок пишет из рук вон плохо. Чимин первое время тоже не умел писать. Дети в системе патроната часто бывали лишены родителей, которые взяли бы на себя труд научить их алфавиту.
Хосок тем временем задумался и, наконец, пискнул:
— Да.
Сокджин поставил его на пол и позволил самостоятельно расстегнуть липучки на кроссовках. Самое меньшее, что он мог сделать как взрослый — позволить Хосоку распоряжаться своим небогатым имуществом, пусть и жутко грязным; ведь над своей судьбой Хосок был сейчас совершенно не властен. Сокджин хотел дать ему контроль хоть над чем-то.
Хосок поставил ботинки на полочку, и Сокджин сделал мысленную пометку: первым делом помыть их с утра. После чего сказал:
— Отлично, пойдём в следующую комнату!
Поддерживать приподнятое настроение становилось всё тяжелее, потому что он сам смертельно устал; но не хотелось расстраивать Хосока ещё сильнее, чем уже есть.
Сокджин указал на следующую комнату, рассказывая всё, что может быть интересно:
— Тут у нас кухня, и завтра утром я здесь приготовлю тебе завтрак. Если хочешь, можешь заглянуть в шкафчики.
Хосок отпустил его руку и начал осмотр. Сокджин внимательно следил, чтобы он не хлопал дверцами: нельзя шуметь в доме, где спит столько маленьких человечков.
Когда Хосок добрался до кладовой, Сокджин улыбнулся.
— Там хранятся все вкусности. У меня дома очень здорово, потому что тут всегда водятся всякие сладости, которые, к тому же, полезны для здоровья. Ты голоден?
В ответ отчаяние Хосока стало осязаемым.
— Отлично! Давай я тебя подниму, и ты сам выберешь, чего тебе хотелось бы съесть, — предложил Сокджин.
Хосок выбрал упаковку солёных палочек, хотя сам не смог их открыть. Сокджин неожиданно понял, что, похоже, за продуктами придётся ехать раньше, чем он рассчитывал: палочек осталось только две упаковки, а Юнги любил брать их с собой в школу.