— Кто ему скажет? Ты или я? — спросил Намджун, усаживая Юнги к себе на плечи.
Юнги, очевидно, очень сильно ничего не понимал и для равновесия ухватился за папины волосы.
На лице Намджуна появилось настолько умоляющее выражение, что Сокджин, не сдержавшись, фыркнул:
— Думаю, давай ты, дорогой. Похоже, тебе очень хочется.
Намджун просиял.
— Ладушки! — чирикнул он и извернул шею, чтобы посмотреть на Юнги. — Угадай, что наконец-то произошло?
Юнги нахмурился.
— Я не знаю, но не мог бы ты поставить меня обратно? — напряжённо спросил он.
— Да, конечно.
Юнги спустился на кровать рядом с родителями. Намджун — явно слишком встревоженный — снова затараторил:
— Но в общем, да, это ещё не точно, и я не до конца уверен, поэтому не хочу давать никаких надежд, и нам нужно будет ответить на несколько вопросов, и только потом это всё наконец-то решат, так что всё не совсем окончательно, и…
— Да скажи ты уже, — подбодрил Сокджин.
Намджун провёл по волосам и схватил Юнги за оба колена.
— Мы тебя усыновляем, — наконец, сказал он.
Юнги моргнул. И ещё раз моргнул.
— Что? — наконец, выдавил мальчик.
— Что? — эхом отозвался Хосок.
Намджун смутился. Сокджин — тоже. Они ожидали, что Юнги обрадуется.
— В смысле «что»? Мы же об этом говорили, помнишь? Твой социальный работник наконец-то одобрила нас с Джином как твоих родителей. Мы тебя усыновим, — сказал Намджун.
Нижняя губа Юнги задрожала.
— Что?
— Джинни, я тоже не понял, - позвал Чимин, дёргая папу за рукав.
— Мальчики, подождите секундочку.
Джин пока что не был готов отвечать на все детские вопросы разом.
Он положил руку на плечо Юнги и повернул лицом к себе, чтобы посмотреть ему в глаза, а затем очень встревоженно сказал:
— Усыновление значит, что тебе больше не нужно будет жить в других домах, помнишь? Ты сможешь остаться здесь. Нужно же радоваться. Мы думали, ты обрадуешься, Шуга.
Потому что если Юнги на самом деле не хотел жить с ними, тогда…
— Но я рад, — пискнул Юнги, не давая Сокджину не на шутку испугаться.
Его голос дрожал от слёз. Он шмыгнул носом и снова пискнул:
— Я очень-очень рад.
И тут его плечи дрогнули. Казалось, что волна дошла аж до Намджуна, потому что он встревожился:
— Чего ты плачешь.
Но Юнги не мог ответить, только всхлипывал.
— Я думаю, это от облегчения, — предположил Сокджин, неловко приобнимая Юнги; с одной стороны к нему самому прилепился Тэхён, а Чимин елозил на его коленях.
— Облегчения… — отозвался Намджун и моргнул медленно, как сова. Затем просветлел, подхватил Юнги подмышки и пару раз сделал с ним полный оборот, прижимая его к груди. — О, Шуга, я тоже! Я так облегчён, что ты сможешь остаться с нами!
— Подождите, — позвал Хосок, придвигаясь ближе к Сокджину, пока Намджун обнимал Юнги. — Сыновение означает, что можно остаться?
Сокджин пригладил его волосы.
— Да, — ответил он. — Это значит, что мы с Джуни сможем быть твоими родителями, а ты будешь нашим сыном, и сможешь жить здесь, сколько захочешь.
Хосок явно занервничал, и Сокджин быстро успокоил его:
— Мы с Намджуном будем заботиться о тебе в любом случае, но с усыновлением всё становится официально.
— Я хочу официально, — сказал Хосок, с трудом выговаривая взрослые слова.
— Хорошо, — согласился Сокджин, потому что сам он точно намеревался усыновить Хосока в ту же секунду, когда ему позволит суд.
Однако он хотел убедиться, что Хосок тоже этого хочет.
— Ты точно хочешь остаться здесь? Ты не скучаешь по маме.
Хосок замешкался, нахмурился и, наконец, проговорил:
— Я скучаю по маме. Но… Но я не уверен, что люблю маму.
С тем же эффектом Хосок мог ударить Сокджина под рёбра.
— Хорошо. Так тоже можно, — заверил Сокджин, сжимая его маленькую ручонку. — Мне жаль, что твоя мама не была к тебе добрее.
Далеко не впервые он задался вопросом, каким был родной дом Хосока.
— И я могу остаться?
— Конечно. Я сделаю всё возможное, чтобы ты смог остаться с нами как можно дольше.
Учитывая обстоятельства Хосока, усыновить его будет непросто. Вряд ли им дадут полную опеку, если не объявится мать.
Но Сокджин не шутил, когда сказал, что сделает всё возможное, чтобы Хосок оставался с ними как можно дольше. И если это значило утонуть в море бюрократии, то так тому и быть.
Хосок, похоже, обрадовался, но вот Чимин расстроился.
— Я не хочу остаться один, — надувшись, сказал он. Его нижняя губа выпятилась, и Сокджин ткнул её, прежде чем заверить:
— Ни за что на свете. Мы с Намджуном хотим усыновить и тебя. И Тэхёна.
— Меня? — спросил Тэхён.
— Тебя.
— А Гукки?
— И Гукки. Всех вас. Мы с Намджуном начали заполнять документы, но пройдёт какое-то время, пока ваши социальные работники их рассматривают.
Чимин задумчиво наморщил носик.
— Энни?
— Да, твою зовут Энни.
Чимин успокоился. Он расслабился на груди Сокджина и уставился в стену.
— Хорошо. Потому что больше я никуда не хочу, — согласился он, будто бы его голос что-то решал.
Сокджину очень хотелось бы, чтобы мнение малышей тоже учитывалось, потому что тогда было бы гораздо легче.
— Хорошо. Ты в порядке? — спросил Сокджин.
Чимин кивнул и устроился поудобнее у него на руках.
— А Тэхён в порядке? — снова спросил Сокджин.
Он обернулся и увидел, что Тэхён почти заснул на его руке. Однако едва к нему обратились, он тут же надулся и пробурчал:
— Я никогда не в порядке. У меня живот болит.
Сокджин тихонько рассмеялся.
— Это, наверное, из-за твоих лекарств. Как только заснёшь, станет полегче, — заверил он. — Но ты хочешь остаться здесь? Со мной и Намджуном.
Тэхён моргнул и немного проснулся, а затем кивнул.
— М-м-м. Да, — сказал он и протянул руки, как будто хотел, чтобы папа поднял его.
Сокджин свободной рукой притянул его к себе, приобняв за плечи.
— А как у Юнги дела? — в третий раз спросил он, проверяя самочувствие всех.
Юнги смеялся над какой-то шуткой Намджуна и не мог ничего выговорить, но Намджун улыбнулся и ответил вместо него:
— Всё у него в порядке. Нам тут очень весело.
Сокджин закатил глаза:
— Ну, хорошо, а как насчёт того, чтобы всякие большие мальчишки ушли веселиться в другое место, чтобы малыши могли поспать?
— Я не малыш, — возразил Чимин, но голова его тяжело лежала на плече Сокджина.
Вся беготня и вопли наконец-то сказывались.
Намджун коротко взглянул на него и снова улыбнулся.
— О, ну да, конечно. Мы уже ушли. Хосок, пойдём. Покажи мне башню, которую ты строил. Она выглядела очень здорово.
Хосок тут же вскочил и последовал за Намджуном, как утёнок. Юнги сидел на руках у папы. Все вместе они вышли из детской.
Сокджин поднялся с Чимином на руках и укрыл Тэхёна. Быстро поцеловав его в висок, он уложил и второго сына.
— Доброй ночи, мальчишки. Я вас люблю.
Он выключил свет и, уже закрывая дверь, услышал два тоненьких голоса в ответ:
— Я тебя тоже люблю!
— Ночи, я тебя люблю!
Сердце Сокджина растаяло.
С ума можно было сойти от того, как сильно он любил этих маленьких человечков. Но, стоя с обратной стороны двери Чимина и Тэхёна, он понимал, что отдаст всё, чтобы защитить их.
*
В доме пахло корицей. Когда у Сокджина было хорошее настроение, он любил печь. Поэтому у него в духовке стояло три буханки хлеба с цуккини. Каждый раз, когда он думал о том, что сможет усыновить Юнги, он так радовался, что ему просто нужно было что-то сделать.
Чонгук стоял, прижавшись ладонями и носом к стеклу духовки, и огромными глазами смотрел, как поднимается хлеб.
— Гукки, осторожнее, там горячо, — сказал Сокджин, отодвигая его от плиты, и поставил малыша на ступеньки, придвинутые к островку, а затем вручил ему кусочек теста для пиццы. — Как насчёт помочь?