Следующая комната была усыпана битым стеклом, разбросанными вещами, заставлена ящиками. Я осторожно продвигался вперед вдоль стены, свернул за угол и через открытую дверь увидел группу боевиков, направляющихся ко мне. Они на бегу стреляли из автоматов. Под ударами пуль от стен отлетали осколки кирпича. Я не был уверен, что «чехи» стреляли именно по мне. Но один из них что-то закричал, указывая в мою сторону. Они определенно бежали к дому, в котором находился я. В паре сотен метров от «бородатых» я увидел солдат.
Я дал ответную очередь. Автомат трясся в руках, пока в магазине не закончились патроны. Мне казалось, я почти ощутил прикосновение смерти.
Я двигался огибая препятствия, стараясь не споткнуться, непрерывно оглядываясь по сторонам, не желая пропустить возможную позицию снайпера.
Услышав сзади крик, я оглянулся и увидел солдата, бежавшего ко мне. Он был без автомата и сбоку что-то болталось. Когда он подбежал ближе, стало видно, что именно болталось на боку Некрасова. Это была его правая рука, висевшая лишь на лоскуте мышцы. Чайкин сразу же сделал раненому укол, и пока тот не успел опомниться, перерезал сухожилие, еще связывавшее руку с телом. Некрасов громко застонал, из раны хлынула кровь. Пока Чайкин старательно перетягивал ремешком культю, раненый жадно затягивался сигаретой, которую я сунул ему в рот.
Дом впереди был разрушен, и я пробирался через развалины без опасения подорваться на минной ловушке. Рядом со стеной на досках лежал Шмонин и словно смеялся. Один его глаз был широко раскрыт, другой закрыт, язык высунут. Руки раскинулись в стороны. Его правая нога была пробита осколком. Он умер от потери крови.
Я попал прямо в большой куст и оцарапал лицо, чуть не выколов глаз. Не разбирая дороги, я пробежал несколько метров и наткнулся на стену, рядом с которой был скрыт от пуль.
Стараясь вытереть кровь, заливавшую правый глаз, я увидел «чеха», который пытался вытащить раненого из-под огня. Я прицелился и выстрелил. Боевик вскинул руки, упал и исчез из поля зрения. Раненый схватился обеими руками за окровавленное лицо. Кровь заливала ему глаза, рот. Он, видимо, что-то кричал, но голоса не было слышно. Я выстрелил, стараясь попасть в открытый рот.
Сзади раздался оглушительный взрыв и следом пронзительный визг.
Взрывом Стрелкову пробило обе ноги и оторвало руку.
- Сделайте что-нибудь! – закричал он.
Ополоумевший от боли солдат вскочил на ноги. Несколько очередей боевиков попали в него, и он стал трупом еще до того, как начал падать.
Несколько пуль ударилось рядом с моим укрытием. Пришлось переползать на новое место. Спрятавшись за каменный забор, я поднялся и побежал. Что-то со свистом пролетело сзади, ожгло спину и толкнуло на землю. Я вскочил на ноги, но опять упал и не стал подниматься. В меня уже не стреляли, и я не понимал почему. Стих грохот стрельбы и глаза заволокло темнотой.
Придя в сознание, я узнал от проходящих мотострелков, что преимущество уже было на нашей стороне. Продолжала отбиваться лишь небольшая группа боевиков. Спотыкаясь, я пошел в их сторону. «Чехи» сопротивлялись до последнего патрона. Они понимали, что пощады им не будет. Их расстреливали подошедшие «коробочки».
От меня требовали больше, чем я мог дать. Я уже ничего не соображал.
- Проклятая жара, - сказал я. – Из-за нее теряешь все силы.
Я ужасно устал от всего, что произошло за этот день. Устал и хотел отдохнуть. Только бы добраться до койки и хоть немного поспать. У меня возникло ощущение, что грудь словно охватывалась железным обручем. Я начинал задыхаться и все, что находилось вокруг исчезло в ощущении боли и перестало существовать.
14
Утром солдаты нашли Денисова, стоявшего в охранении. Все утро, метр за метром, рота искала его следы, уходя по едва заметным приметам в непроходимые заросли. Обнаружили истоптанный клочок земли и прошли мимо, но сержант Примов увидел острый след от саперной лопатки, оставленной, когда человек, опираясь на нее телом, поднимался с земли. Разрыли страшную чеченскую землю и нашли Денисова с перерезанным горлом и вспоротым животом.
Можно было находиться в самом безопасном месте во всей Чечне и все равно знать, что в безопасности находишься только условно.
Моя рота получила приказ на участие в оперативной группе со 2-м МСБ по «проческе». Марш в обход сел.
Я был уверен, что умру в этот день.
С самого начала операции меня преследовали неудачи. Через пол-часа после выхода была потеряна связь с разведывательным головным дозором.
Я послал двоих бойцов для поиска шедшей впереди группы. Ждали пол часа. Никто не появился.
Я был уверен, что боевики не собирались вести открытый бой. Они хотели устроить засаду и убивать, убивать безнаказанно.
Рота растянулась длинной цепочкой по узкой тропинке. Открытые поляны перебегали мелкими группами.
Впереди шел разведчик. Он двигался от дерева к дереву, от куста к кусту, стараясь оставаться незамеченным. Внезапно я увидел, что он упал и тотчас застрочил автомат. Все бросились на землю. Очередь стихла и противник не появился. Идущий впереди был уверен, что видел «бородатого». Все затаившись лежали несколько минут.
Никто не стрелял. Я выждал еще две минуты, но все было тихо.
Я двинулся вперед. Я был один, солдаты остались на месте. Пользы от «срочников» не было никакой, потому что они пошли бы прямо за мной и подняли бы шум. Я мог получить от них пулю в спину – обычная опасность при движении друг за другом. Я крался очень медленно и потому, что боялся, и потому, что кустарник очень густой.
Я вернулся к роте. Все по-прежнему было тихо.
Но я чувствовал, что операцию выдали боевикам. Это уже случалось со мной на чеченской войне. В первый раз я возмущался и негодовал, но теперь я испытывал больше усталости, чем злости. Такова цена войны. Я не высказывал своих подозрений, не имея доказательств и учился не доверять никому.
Следовало изменить маршрут, уменьшить темп движения. Я объявил отдых и сев, поднял бинокль. Мне показалось, что на гребне холма возникло какое-то движение. Тело напряглось от ощущения близкой опасности. Мне с трудом удалось от этого состояния избавиться.
Отдых закончился, и мы двинулись дальше. Густые заросли сменились невысокими холмами, поросшими травой.
Неожиданно я услышал приближающийся свист, бросился на землю и ощутил, как надо мной прошла ударная волна взрыва.
Опять донесся резкий свист. Вторая мина разорвалась недалеко от меня.
- Ложись!
Этот приказ был излишним, все бойцы уже лежали. Осколки со свистом рассекали воздух и падали на землю вместе с камнями и комьями земли.
Недалеко раздался шлепающий звук. Услышав нарастающий свист, я буквально зарылся лицом в землю. Мина взорвалась в каких-нибудь десяти метрах. Оставаясь в прежнем положении, я прислушивался к пугающему звуку рассекающих воздух осколков. Я ясно слышал, как они хлестнули по листве. Я с трудом подавил вырвавшийся было стон. Мина разорвалась на приличном расстоянии, но меня охватила паника. Каждый раз, когда начинался бой, я переживал минуты абсолютной неспособности к каким бы то ни было разумным действиям. Я делал первое, что приходило на ум.
Солдаты залегли, пытаясь понять, откуда по ним стреляли. Но это оказалось невозможно. Скорее всего «чехи» были на вершине холма и оттуда видели нас как на ладони. Я опять услышал свист и следом разрыв мины.
Вершина холма была слишком далеко, но некоторые из ребят уже били по ней длинными очередями.
Огонь боевиков накрыл сразу несколько бойцов. Головная группа успела пробежать еще метров сорок и укрыться за небольшим бугром. Те, кого прижали очередями на середине лощины, не поднимались.
Послышался быстро нарастающий шелест, затем тонкий треск, а потом взрыв, как будто весь мир взлетел на воздух. С воем и свистом полетели осколки. Справа от меня в небо взметнулся еще один столб пламени. Я крепко обхватил затылок обеими руками. Лежавший рядом со мной труп солдата исчез, его всего засыпало землей, торчала только одна рука. Сняв свои руки с затылка, я заметил, что они трясутся мелкой дрожью. Голова раскалывалась на части от ударов взрывных волн.