– Я бы хотел поговорить с кем-нибудь, э-э-эммм... С кем-нибудь из менеджеров.
– Ха! Он хочет поговорить с кем-нибудь из менеджеров! Парень, я бы и сам хотел с кем-нибудь из них поговорить. Ты спроси любого – все хотят с поговорить с менеджерами. Да только менеджеры ни с кем не разговаривают.
– Слушайте, - Петров старался говорить как можно спокойнее, - Я заблудился и потерял память. Очнулся в паре километров отсюда. Нужно как-то сообщить об этом моей семье, дать объявление…
– Петров, твоя семья уже здесь. Зуб даю. Хочешь, я поищу их для тебя?
Охранник принялся листать гроссбух, водя пальцем по списку фамилий на каждой странице:
– Вы в своей семье все Петровы? Если да, то вот, смотри. Антонина Петрова, шестьдесят пять лет. Прибыла год назад. Сынок ее вроде бы зарезал. А перед тем два дня держал привязанной к батарее и кормил клубникой. Жуткая история… Не твоя ли, часом, родственница?
У Петрова заиграли желваки. Он чувствовал себя беспомощным перед этим красномордым дядькой с большой книгой. Беспомощным и нелепым. Как же несправедливо, что он вынужден стоять здесь и лепетать, как первоклассник!
Охранник будто прочел мысли Петрова и ухмыльнулся, демонстрируя золотые коронки:
– Парень, ты лицо-то сделай попроще. Мне на твою козью морду смотреть неинтересно.
– А вот это уже хамство!
– Ад – это вообще не зефирку кушать.
– Ладно, – Петров сдался. Охранник определенно был не в своем уме. – Тогда скажите хотя бы, куда мне тут идти?
– Я бы сказал, что это зависит от того, куда ты хочешь попасть, но мне, если честно, насрать. Сам сюда пришел, сам и разбирайся. Я вот себе будочку нашел и в ней остался. Но места здесь, сам видишь, мало. Только на меня одного и хватает.
После этих слов охранник развернул газету, всем своим видом намекая, что разговор окончен. И только самодовольная его улыбка как будто все еще висела в воздухе.
Петров пнул стену КПП, плюнул на землю и тяжело зашагал в сторону леса. Напишу жалобу, – подумал он, – если понадобится, дойду до директора! Он даже поднял палец для усиления эффекта. До директора! И кивнул сам себе.
Со стороны выглядело внушительно.
Но внутри Петрову было себя жалко. И стыдно за то, что спасовал перед этим болваном. Перед обслуживающим персоналом, который для того только и нужен, чтобы подсказывать и разъяснять.
Надо было все же начистить ему рожу. Вмазать пару раз, как следует. И плевать, если бы этот тип вызвал полицию – так даже лучше. Он смог бы, по крайней мере, заявить о собственной пропаже, или как там это называется... В общем, сообщить миру о том, что вот он, Петров, – готов обниматься с семьей, рассматривать старые фотоальбомы и прилагать все возможные усилия для скорейшего восстановления памяти.
Если, конечно, у него есть семья. Если хоть кому-то в мире есть до него, Петрова, дело. Потому что может статься, что и нет.
Он засунул руки в карманы и быстрее зашагал по тропинке, баюкая себя бесконечным повторением собственной фамилии. “Петров, Петров, Петров”, – и внутренняя муть понемногу отступала. “Петров, Петров, Петров” – и можно было какое-то время просто вслушиваться в это сочетание звуков, не думая больше ни о чем.
Тем временем лес поредел, и вокруг вырос выкрашенный в конфетные цвета пригород.
То и дело Петрову встречались дома с аккуратными верандами и розовыми кустами по периметру. Все, что можно было подстричь и покрасить, было подстрижено и покрашено, будто целый штат рабочих следил за тем, чтобы район имел образцово-показательный вид. Но больше всего обращала на себя внимание оглушительная мертвость этого места: ни шума автомобилей, ни криков, ни разговоров. Только шелест ветра в ветвях и редкие крики неопознанных птиц. Рекламный город-призрак.
Петрову все еще нужна была помощь, поэтому он, пренебрегая всякими правилами приличия, перелез через штакетник возле одного из домов, поднялся на крыльцо и постучал в идеально-белую дверь.
С другой стороны послышался шорох. Кто-то там завозился, затопал по деревянному полу. Но через пару секунд снова стало тихо.