Воистину, то были муки достойные отдельного рассказа, но, как и всегда бывает в жизни, чувства будь то гнев, злость, радость или любопытство проходят, если над собой работать. И вот, проснувшись как-то утром, Маша, даже не взглянув на потолок, выискивая очертания оконца, спокойно встала, умылась, оделась, да и отправилась по своим летним делам. Зачем тратить время на пустые страдания, когда можно столько всего сделать, попробовать и поиграть, верно?
Это был просто замечательный день! Маша и детвора из Лукова и Волкова гоняли мяч, купались, загорали, удили рыбу и, казалось, переделали столько дел, сколько иным и за неделю не переделать. Дети так вымотались, что под вечер у многих на ходу слипались глаза. Уже почти заснув в своей мягкой, уютной кроватке после невероятно вкусного ужина и насыщенного солнцем дня, Маша именно тогда и услышала странный звук – лёгкий звон колокольчиков. Но девочка настолько сильно устала, что мелодичный тонкий перезвон только окончательно убаюкал её, уводя в мир сказочных сновидений. И даже мягкий свет, льющийся с потолка, не мог помешать Маше уснуть крепким сном.
Прошла ночь, солнце выспалось и выкатилось на прогулку, небеса проснулись, откинув в стороны облачные перины, разогрелось утро[1]… Маша, смутно вспомнив и перезвон, и мягкое свечение, решила проверить одну мысль, посетившую её во время завтрака. Улучив момент, когда останется на кухне одна, она тотчас же встала посреди комнаты, постучала три раза ногой по полу и с замиранием сердца посмотрела на потолок – там проявлялись очертания невидимой доселе дверцы.
Всё. Теперь все мысли Маши были заняты только планом предстоящего похода, но это не было то чувство детского восторженного предвкушения в преддверии открытия неведомого. Это была взрослая уверенность, что вот оно – время пришло, а иначе бы дверца не проявилась, как бы Маша ни старалась. Бабушка была права.
На следующий день Маша и её деревенский друг Михей сидели на бревне около полюбившейся им полянки. День близился к полудню, лёгкий ветерок разносил ароматы лесных цветов и спелых сочных ягод. Маша угостила друга пирожками, которые тот так любил, а Михей принёс морс.
– Михей, мне нужна твоя помощь, – тихо и таинственно произнесла Маша.
– Я готов! Какой трактор возьмём?
– При чём тут трактор? – не сразу сообразив, о чём толкует Михей, переспросила Маша. Девочка выглядела задумчивой, мыслями витала где-то далеко, и Михей решил с расспросами её не торопить – сама расскажет, когда сочтёт нужным.
– Ты подожди, может, откажешься ещё, – тяжело вздохнув, сказала Маша.
– А что, ты что-то недоброе задумала, да?
– Понимаешь, тут такое дело...
«Ой, совсем как Катя заговорила», – подумала Маша и решила, что мямлить не станет, скажет прямо и без увёрток. – В общем, я хочу попасть на бабушкин чердак.
– Ну и что тут такого? – удивился парень.
– Ты не понимаешь, – серьёзно сказала девочка и шёпотом добавила: – Это необычный чердак.
– А какой? – придвинувшись ближе, также шёпотом уточнил Михей.
– Это чердак номер два, – уже совсем тихо пояснила Маша, послав многозначительный взгляд другу.
– О-о-о… – поддержал Михей, округляя глаза. Он понял, о каком чердаке шла речь. Чуть отодвинувшись, точно лишнее свободное пространство могло дать пищу для размышлений, Михей замер в напряжённой позе, подперев подбородок сжатой в кулак ладонью.
– Ага… – понуро согласилась девочка, тяжело вздыхая.
Друзья обменялись взглядами и снова, теперь уже одновременно, вдохнули. Маша подробно рассказала про проявившуюся дверцу в потолке.
– А с Леной ты поговорила? – спросил Михей.
– Да, – серьёзно ответила девочка. – Она сказала, что пойти со мной не сможет.
– Может, ещё что-то сказала? – продолжал расспросы парень. – Совет какой дала?
– Ещё сказала, – тихо прибавила Маша, боясь поднять на друга глаза, – «одному ехать и дорога долга»[2].
– Понятно, – поджав губы, кивнул Михей. – Я пойду с тобой.
Внимательно посмотрев на друга, Маша с замиранием сердца вымолвила:
– Спасибо.