Отец снова откинулся на спинку стула, развалясь и выпятив живот.
- Денег не жалей ни на неё, ни на него. Между собой, понятное дело, не знакомь. Про своё участие в Игре – молчи. Платить будут щедро, не боись. Ты же у нас деньги любишь? Учись зарабатывать. Да, кстати, Ильяс говорит, ты себе подружку завёл? Не ко времени. Ромео с Джульеттой изображать не будем. Придумай что-нибудь, ну, скажи, что уезжаешь, что ли? Сделаешь работу - играйся сколько влезет. Дело молодое…
Кирилл молчал. На последних словах отца, его затопила волна ледяного спокойствия. Руки, ноги, язык и даже мысли – застыли. Он не мог ни думать, ни говорить.
С кривой улыбкой отец щёлкнул пальцами. У него это получалось звонко, как удар хлыста. У стола материализовался официант. Возник, словно из воздуха – только что его не было видно, и вот – чего изволите?
- Принеси-ка соточку коньяка моему пацану - велел отец, не сводя с Кирилла глаз. Злых глаз хищника.
Всё ещё не отойдя от ступора, Кирилл равнодушно смотрел, как на столе возник бокал с тягучим, тёмно-янтарным содержимым.
- Выпей, - приказал отец. И хмыкнул: - За успех предприятия.
Механическим движением Кирилл поднес бокал к губам и опрокинул в себя одним махом, не чувствуя вкуса.
- Зачем тебе всё это? – сипло спросил, когда огненный алкогольный шар провалился в желудок и растопил замороженные в лёд чувства.
- Так надо.
Кирилл усмехнулся и внутренне сжался, понимая, что копирует – не нарочно, неосознанно – в точности копирует отцовскую усмешку. Тот, кажется, понял, и заговорщицки подмигнул сыну в ответ.
Вика со всей дури лупила дынеобразную боксёрскую грушу, не обращая внимания на пот, заливающий лицо. Только моргала часто, да сердито пыхтела. Пневматическая красно-синяя груша трепыхалась на пружинистой ножке, мгновенно возвращаясь обратно. Чем быстрее била девушка, тем быстрее прилетала ответка. Выбившись из сил, Вика уселась на пол прямо под снарядом и уставилась в никуда. Кто и зачем притащил грушу в зал, она не знала, но это оказалось как нельзя кстати! Руки болели, костяшки пальцев сбились в кровь, но зато сумятица мыслей отступила. Теперь голова была будто ватой набита.
Тяжело поднявшись с пола, Вика побрела в душ. Прямо перед тренировкой позвонил Кирилл, и, должно быть, уже ждал её внизу, в кафе. Как бы не мучили её собственные страхи и подозрения, но не заметить, что у него тоже что-то стряслось, Вика не могла.
Натянув рукава свитера чуть не до кончиков пальцев, Вика спустилась в кафе. Кирилл сидел за столиком у окна и смотрел на плавный танец редких снежинок за стеклом. «Что-то стряслось» - не то слово. Тонкие черты его лица заострились, стали резче и жёстче. Губы, такие мягкие, превратились в узкие полоски, каменные на вид. Под глазами залегли тени. Они не виделись четыре дня, и перемена так испугала Вику, что она замерла на половине дороги, не решаясь подойти к этому новому Кириллу. Только один раз она видела на его лице столько боли – когда он рассказывал про смерть мамы.
Он заметил её сам, увидел отражение в стекле и обернулся. Глаза осветились радостью, но только на миг, и снова погасли.
Вика неловко протиснулась между столиками.
- П-п-ривет, - сказала, сердцем чувствуя беду.
- Привет, - ровно отозвался Кирилл. – Давай сегодня никуда не пойдем? Здесь посидим. Мне нужно тебе что-то сказать…
Он замолчал, потом вдруг подхватился, стал спрашивать, чего бы она хотела попить или, может быть, съесть…
Вика смотрела и не верила глазам. Кирилл лгал. Не словами, нет. Глазами, телом. Руками, совершавшими быстрые бессмысленные движения, напряжённой спиной. Было совсем не важно, что он собирается сказать, ведь это будет неправдой.
- Чт-т-о с-случ-чилось? – перебила она, под столом изо всех сил сжимая в кулаки израненные руки.
- Случилось? – он вскинул голову, в наигранном удивлении, поймал её взгляд, и вдруг сник. – Случилось, - повторил уже другим тоном, обреченно опустив плечи. – Я уезжаю.
«Вот оно» - прогрохотало в голове Вики эхо недавнего предчувствия. «Вот теперь – точно – оно».
Хуже всего было то, что он мучительно пытался быть искренним. И был, насколько мог. Но при этом – врал, и это получалось из рук вон плохо.
«Отец отправляет меня в Лондон, на стажировку от своей фирмы. Я не могу не поехать…». Вика видела, с каким трудом даётся Киру ложь, но остановить его сейчас, значило показать, что она не поверила. Нет! Пусть говорит. Может быть… Может быть это не конец? Ведь «я не могу» было единственной правдой из всего сказанного. Что-то заставляет его уйти. Что-то или кто-то, кому он не может противостоять… Вика кивала на каждое слово, а слёзы, которым было место там, в зале, один на один с дурацкой кожаной грушей, полились из глаз только теперь, затапливая горький яд такого прекрасного, такого хрупкого самообмана по имени Кирилл.