Глава 5
За окном спал город, заметаемый снегом. Вика стояла возле подоконника, коленями упираясь в горячие рёбра батареи, а лбом - в холодную поверхность стекла. Она не помнила, как и почему оказалась не в постели, а здесь. Босые ступни замёрзли, а колени, наоборот, жгло. С трудом заставив себя пошевелиться, она медленно, словно зомби, повернулась и побрела к кровати. Часы в телефоне показывали 3:20 ночи. С тех пор, как она видела Кирилла в последний раз прошло больше пяти часов. За это время она успела вернуться домой, на каком-то немыслимом автопилоте сделать домашку – воспоминание об этом заставило вяло удивиться – и заснуть. Она прекрасно помнила, что заснула, и даже сон приснился, но не могла вспомнить, когда умудрилась встать и сколько времени простояла возле окна.
Больше в эту ночь она не спала. Болели разбитые руки. Под утро стали невыносимо чесаться воспалённые веки, но стоило их опустить – и Вика видела Кирилла, а это оказалось куда больнее каких-то ссадин. Она снова открывала глаза и тупо таращилась в потолок, где следы давнишней протечки образовывали психоделические узоры.
Труднее всего оказалось подняться с постели утром. Бабушке пришлось заглянуть в комнату и убедиться в том, что внучка проснулась.
- Ты чтой-то такая бледная? - спросила она, прикладывая руку к Викиному лбу. - И слова со вчера не сказала…
- Я н-норм… - с огромным трудом разжала губы Вика.
Говорить не хотелось. Не хотелось шевелиться. Завтрак не лез в горло. Ей казалось, что она умирает. Замирает, останавливается, а весь остальной мир, слишком шумный и яркий, несётся мимо, грохоча и сверкая. Острое желание заорать изо всех сил, так, чтобы лопнули тарелки в мойке и повылетали оконные стёкла распирало грудь. Завизжать, чтобы заглушить проклятые пластмассовые часы над кухонным столом, которые громко и бесстыже тикали, дергая стрелки от цифры к цифре, отодвигая в прошлое единственный счастливый месяц в её жизни…
Механически двигая руками и ногами, она оделась, закрыла дверцу шкафа и непонимающе уставилась на своё отражение в зеркале. Нужно было сделать что-то ещё, но что именно, сообразить никак не получалось. Взгляд упал на расчёску, и Вика, разодрав спутанные пряди волос, бездумно, заученными движениями заплела две тугие косы. Из зеркала на неё взглянула старая знакомая. Не хватало только унылого платья, но его с успехом заменили джинсы и чёрный свитер с высоким воротником. Подумав – мысли были вялые, как осенние мухи – Вика вытащила из ящика стола огрызок чёрного косметического карандаша и обвела глаза, покрасневшие после бессонной ночи. Густо и неровно. Кинула в рюкзак полупустую бутылочку с чёрным лаком и вышла в коридор.
- Эй, Клепцова, у тебя кто-то умер? – с дурашливым видом поинтересовался Петренко, едва Вика вошла в класс.
Не отвечая, и даже не взглянув в его сторону, она направилась к своей парте. Дурак-дураком, а кажется попал в яблочко. Она ощущала себя тенью, призраком, но и это казалось неважным. Ну, умерла. Подумаешь? Она и раньше уже через подобное проходила… Так даже безопаснее. Мёртвым не больно.
Телефон Вика отключила, и он лежал холодным куском пластика на дне рюкзака. До третьей перемены. Из ступора её вывел громкий смех Нино. Вика подпирала стену, глядя себе под ноги, когда Нино зашлась в визгливом хохоте. Неохотно вынырнув из прострации, Вика исподлобья глянула в коридорный тупик, оканчивающийся двумя окнами. Там, в простенке между ними, столпились девчонки, таращась в свои телефоны и хихикая. То одна, то другая бросали на Вику откровенно презрительные взгляды. Нино стояла спиной. Её широкие плечи ходили ходуном, а смех почти перешёл в рыдания, заставив согнуться и оголить толстые ляжки в тонких, не по сезону, колготках.
- Ну ты даёшь, Татарова! Оскара ещё не получила? Получишь! – загоготал Петренко, направляясь к девчонкам мимо прижавшейся к стене Вики. В его руке тоже был телефон.