Вюрм зарычал. Он вскинул руку.
Десяток сереромётов готовы были прорешетить меня. Эсми ахнула.
Вюрм смотрел на меня, изредка – на Свити.
- Ты во всём виноват. Ты свёл её с ума, Гатлинг! Не будет тебя – она придёт ко мне и всё будет как надо. Я подарю ей то, чего ты не можешь. Дом, положение… наследника!
Это он может. У нас со Свити никогда не родятся детишки. Слишком мы разные.
- Я буду любить её по-настоящему! У неё будет всё! Взмах руки - и у моей женщины будет всё.
Он бросил взгляд солдатам. Те опустили оружие. Он опустил руку.
- Но я не буду поступать столь неблагородно. Я докажу любимой, что я сильнее и достойнее. Мы будем сражаться за Свити. Сражаться один на один!
Долбаный ты дже́йлхен! Да что за балаган!
- Где квизз?!
Вюрм рассмеялся.
- Видишь, Свитлин, его заботит какой-то чьита́ццо, какой-то дикарь, а не твоя благородная честь. На арену, если принимаешь вызов!
Свити произнесла моё имя и попыталась схватить меня за рукав косухи. Я отдёрнул её, даже не взглянув на любимую.
- Ты не теряла времени десять сезонов, Чёрно-белая Свитлин.
- Ки-ки… Снейк.
Я не слушал её. Я поплёлся на «арену».
Куртку я снял, ей и так досталось за всё это время. Снял бандольеру, отдал всё это Эсми.
Эльф, с лязгом вынув из ножен длинный меч, без слов пояснил мне, на чём будет происходить наш поединок. Я не стал снимать «Воронёнок», но решил играть по правилам игры этого Вюрма и вытащил «Рамхорг». Меч эльфа был хорошо начищен, заточен явно тоже превосходно. Трудно сказать, как часто Вюрм пускал его в ход – по внешнему виду эльфийских мечей так сразу и не определишь степень их износа и боевое прошлое. Но некоторые зарубки и шероховатости клинка говорили о чём-то.
Меч был хороший. Полутораручный меч. Длиной он был метр и двадцать, длинная плотная рукоять его имела рельефность, а гарда была простая и непростая одновременно: простая в том, что крестовина просто, непростая – в отделке, изображающей змей. На рукояти я заметил увесистый драгоценный камень, должно быть, рубин. В нашем мире лишь эльфы используют мечи в «полторы руки». Существует техника боя на них как одной, так и двумя руками. Их используют по большей части элитные подразделения, ибо рядовые воины в эльфийских отрядах в качестве вспомогательного оружия используют короткие мечи с широким основанием клинка – «чинкведеа», - а также топорики, сабли. Большие мечи требуют особого умения и трудоёмкого производства, но благо для эльфов и производство, и овладение техникой боя на таком оружии ещё и искусство, всё это не проблема для Элевентэля.
Элитные отряды тяжёлых мечников немногочисленны, но выступают они под прикрытием магов. Царство и Барахолка не раз обманывались на этот счёт: они стреляли в ровные ряды мечников, но пули задевали одного-двух в лучшем случае, остальные выстрелы гасились стрегонерией. А дальше в наступление шли эльфы: тяжёлые панцири, большие мечи и подталкивание стрегонерией в спину. На такой инерции, с такой мощью и в таком столкновении тяжёлые мечники Элевентэля просто сминают противника. Сомневаюсь, что Вюрм когда-либо являлся частью отряда «полутораручников», ибо был мал ростом и сложение тела было не подходящее. Скорее, он увлекался постижением техники боя на этом виде оружия потому же, почему и все благородные Элевентэля – из интереса. В общем, потому что благородный. Но я не стал обманываться на этот счёт: я давно понял многое об этих странных загадочных созданиях Пропасти. Если Вюрм взял в руки «полутораручный» меч, значит, он им владеет. А эльфы владеют техникой боя на любом холодном оружии, как никто в нашем мире. Но техника, молодость – это одно. А опыт, знание и само умение чувствовать и создавать – это совсем другое.
Я взял в руки «Рамхорг». Мой палаш был несравненно меньше меча Вюрма. Папа называл «Рамхорг» выражением «покойницкий меч», ибо это было последнее кузнечное творение моего деда. Рука, держащая «Рамхорг», всегда хорошо защищена чашевидной гардой, но вряд ли такая защита эффективна против рубящего удара огромного меча. А вот клинок моего «Рамхорга» - это поистине то, в чём живут души моего отца и моего деда. Клинок с самого первого этапа его создания словно обретал душу и сам. Особая сварка сталитовых слоёв на начальном этапе проделана не просто со знанием дела – проделана с ощущением, каким должен быть «Рамхорг». Отец рассказывал мне об особом цвете раскалённого материала при сварке клинка «Рамхорга» – жёлтого с проблесками алого. Этот цвет подсказывал деду, что сталитовые слои готовы соединиться не просто правильно, а волшебно идеально. Лишь дед мой знал этот особый признак, и достигался этот показатель особенной температурой на этом этапе, и особым чутьём деда, взирающего на раскалённый сталит во тьме кузницы. Полосы сваривались крепко, и далее ковка будущего клинка переходила в новый, иной этап. Здесь тоже существовала особая техника, многое на этом этапе зависело от инструментов в руках деда и… самой атмосферы внутри кузницы. Важна была не только температура, но и давление внутри помещения. Каждый удар по раскалённому клинку был выверен. Сталит обретал форму. И всё тоньше и точнее становились движения деда, когда клинок этап за этапом принимал свою истинную сущность. Никаких корректировок, отлаживаний. Всё в одном процессе. Далее на завершающем этапе начиналась теплообработка будущей «Лопасти Хорга». Отец говорил, что перед закалкой дед сел, открыл ром, выпил и полил клинок им. Посидев и задумчиво посмотрев на то, как клинок «пьёт» ром, он приступил к накалу, медленно доведя клинок до нужной температуры и охладив. Сей процесс стабилизирует поверхность клинка. Далее клинок моего меча ещё несколько раз нагревался, дед не давал ему остывать, затем ещё грел, выдерживал. Отец пояснил мне, что сталит «готовится вновь обрести на этом этапе структуру», т. е. обрабатываемость после долгих этапов ковки. Наконец, закаливая клинок, дед завершал его создание. Нагрев его до 800 градусов, он быстро остудил его. Клинок стал структурно таким, каким его создавали во время ковки, ибо сама его структура сформировалась, «затвердела». Далее дед открывал ещё бутылочку рома.