- Я его тоже видела! – бросает она, а затем саркастически фыркает: - А твой папаша молодец! Позаботился о тебе! А мне и гроша ломаного не оставил.
- Разве? – удивляюсь я. – А как же таунхаус?
- Да на кой мне этот дом, если я его содержать не могу! – кричит в трубку она. – Я теперь бедна как церковная мышь! Откуда мне, позволь узнать, брать деньги на оплату коммунальных услуг?
- Ммм … - тяну я. – Может стоит устроиться на работу?
- Работу? – возмущается она. – Ишь, какая ты умная! Работу! Да я никогда не работала. Почему сейчас должна начинать?
- Потому что ты теперь бедна, как церковная мышь! – парирую я.
- Как ты с матерью разговариваешь, мерзавка? – ревёт в трубку она. – Да пропадите вы пропадом, и ты и твой отец, и все те годы, что я потратила на вас. Просто сдохните! СДОХНИТЕ! СДОХНИТЕ Я ГОВОРЮ!
Я нажимаю клавишу отбоя и её вопли стихают. Это странно, но я не чувствую себя расстроенной, разве что чуть-чуть. Правда, которую скрывали от меня долгие годы, вырвалась наружу. Просочилась через динамик моего телефона и по ушному каналу наконец-то добралась до мозга.
Иду в гостиную и ещё раз просматриваю бумаги, оставленные Кехинде. Затем принимаю душ и переодеваюсь в чистое. Хватаю документы, кредитные карты и выхожу из дома. На улице ловлю такси. Симпатичный водитель с ярким техасским акцентом всю дорогу не сводит с меня глаз, разглядывая в зеркальце на лобовом стекле. А после торопливой оплаты, набирается смелости и просит номер телефона, но я, смущённо улыбнувшись выскакиваю из такси и несусь к банку чтобы выстоять километровую очередь.
- Добрый день! – здоровается тощая женщина. – Чем могу помочь?
- Здравствуйте! Я бы хотела перевести деньги.
- Номер счёта, сумма и имя получателя! – чеканит сотрудница банка.
- Да, да, минутку!
Я зарываюсь в сумку в поисках нужного документа. Нахожу и протягиваю женщине. Та хватает его костлявыми пальцами и быстро заносит данные в компьютер.
- Наличные или карта?
Я протягиваю кредитку, и костлявая клешня забирает и её.
- Готово! – сообщает женщина и возвращает мне кредитную карту, документы с номером счёта и чек.
- Спасибо! – киваю в ответ я.
- Следующий! – орёт зычным голосом женщина, когда я отхожу от окошка.
Тянусь вдоль дороги, чувствуя себя опустошённой. Отец умер, мать меня ненавидит, Марсы переехали в Канаду, а Джи Хун…в случае с ним, я сама виновата. Стоило повременить с истерикой и разрывом только образовавшихся кровных уз. Хотя, странно так думать о том, что называют «узами». От этого слова несёт принуждением. А я бы ни за что не хотела, чтобы кто-нибудь был со мной по принуждению. Даже если это мой брат. Похоже, я осталась одна. Это и хорошо, и плохо. Хорошее заключается в том, что таким людям нечего терять. Абсолютно. Вот и мне нечего. Худшее, что могло произойти, уже случилось.
Я набираю номер доктора Майлза.
- Алло, Стэнли?! – громко выдыхаю я. – Вы ещё в больнице?
- Сара? – в его голосе слышно волнение. Он несколько раз причмокивает губами, прежде чем отвечает: - Да, на месте. Что-то случилось?
- Дождитесь меня пожалуйста! – прошу я. – Только никуда не уходите.
Машу паркующимуся у банка такси и торопливо семеню в его сторону.
Влетаю в переполненный холл, огибаю дежурный пост, из-за которого выглядывает голова Элис, бросая на меня не дружелюбные взгляды. Перехожу на рысцу, пробегаю длинный коридор и, наплевав на все блага цивилизации в лице лифта, взмываю вверх по лестнице на четвёртый этаж и вваливаюсь в кабинет доктора Майлза.
Лёгкие горят. Я сгибаюсь пополам, яростно хватая ртом воздух.
- Сара?
Доктор Майлз встаёт и перегнувшись через стол смотрит на меня через очки-кругляшы.
- Стэнли! – хриплю я, принимая вертикальное положение. – Я хочу уволиться!
- Что?
- Дай мне бумаги, я всё подпишу!
- Но…
- Мне не нужны выплаты, просто избавь меня от нужды сюда приходить.
- Но, это не совсем профессионально…
- Я знаю, и мне жаль. Но мне НУЖНО уволиться прямо сейчас. Понимаешь? - давлю я.
- Хорошо. - Сдаётся доктор Майлз. – Но, для начала, присядь.
Через сорок минут я выхожу из кабинета с опухшим от слёз лицом и белым листком в руках – свидетельство того, что я больше здесь не работаю. Стенли, он же доктор Майлз, безропотно подписал все необходимые бумаги и даже наградил меня копией, за что я ему безмерно благодарна. Как друг отца, он не смог удержаться от слезливого монолога в его честь, заставив меня разразиться слезами и потом долго приводил в более или менее нормальное состояние. Именно в таком «более или менее» состоянии я покидала его кабинет, всё ещё шмыгая носом.
Медсёстры и врачи, сновавшие по коридорам, таращились на меня, округляли глаза в испуге и переходили на шёпот. А те, кто натыкался на меня в ординаторской, пока я складывала свои вещи в картонную коробку, покидал её с растерянным видом.