-Я не знаю, что мне надо ответить, чтобы её защитить, — сознался он собеседнице. — У меня и правда есть чувства к этой девушке, подозреваю, что и у неё ко мне тоже. И мы правда обсуждали возможность поселиться вместе. Как мне недавно стало известно, школьные правила это допускают в отношении студентов седьмого курса, из-за их возраста и права самостоятельно выбирать партнёров. Но…
-Что-то ещё?
-Я бы очень хотел, чтобы Оксане Громовой выделили собственную комнату как можно ближе к нашей с Григорием, думаю, это бы обеспечило ей хоть какую-то безопасность.
-Чудесно. Но Вам, пожалуй, пока рановато принимать решения от лица администрации Школы. Или Вы и туда хотите раньше срока проскочить?
-Я бы попросил…
-Можете просить о чём угодно, пока я не получу ответ на свой вопрос, Вы отсюда не выйдете.
-Да что за вопрос-то, в конце-то концов? Я же уже всё сказал!
-Вы согласны жить с Оксаной Громовой в одной комнате? Вы хотите этого? Каковы шансы, что Вы действительно сможете её защитить?..
***
Миша никуда не переезжает, только переносит во время занятий остальных студентов вещи Оксаны в соседнюю спальню, складывая их прямо на большую кровать. Он старается не думать о том, что ей пришлось пережить и чего будет стоить восстановление. Оксана, хотя нет, «просто Окси», которую в конце концов заставили-таки снять покрывало с головы, продемонстрировала обожжённую совершенно лысую голову. По собственным словам девушки, она бросила тушить закричавшую подругу и, поскольку они пользовались одним шампунем на двоих, получила тоже. Насколько эта версия правдива спорить было сложно, а единственный беспристрастный свидетель до сих пор не покинул больничной койки, не чувствую во время сна ни стыда, ни боли. Миша даже немного завидовал — его короткие визиты «к ногам» обычно оборачивались ночными кошмарами и попытками отдышаться, сидя на мокрой кровати. Но он всё равно бродил каждый день, боясь однажды увидеть вместо перевязанной тонной бинтов хрупкой фигурки пустое место, смотря на занятиях на людей и каждый раз пытаясь понять, кто из них оказался достаточно жесток, чтобы сотворить такое.
Когда Оксана не просыпается через месяц, становится очевидно, что её шансы выпуститься в этом году печально невелики. Ведущий специально для неё конспекты всех занятий Миша с каждым днём всё хуже контролирует себя, срывается на ни в чём не повинном соседе и даже пропускает несколько занятий по «Практической Психологии».
-Я понимаю, что Вам сейчас тяжело, да и мой предмет, будем честны, Вы вполне в состоянии сдать уже сейчас, но вести себя неуважительно недопустимо, — сообщает преподаватель, и кладёт перед ним на стол экзаменационный билет. — Так что я решил избавиться от Вас законным путём. Напишите до завтра ответы и получите «хорошо» в табель. Давайте не будем ставить в неловкое положение никого из нас двоих.
Миша честно пытается не думать об этом, он сдаёт до Нового Года ещё несколько предметов, в том числе «Высшее Образование», способное помочь выжить в обычном мире. В конце января, когда остальных студентов, в качестве исключения и чтобы избавиться от потенциальных волнений из-за приближающихся экзаменов, отправляют домой на каникулы, он предпочитает остаться один на один с собственными переживаниями и учебниками, слова в которых уже давно потеряли всякий смысл. Пишет работы и заранее готовится к домашним заданиям, но никак не может вынести за скобочки безвольно лежащее на белых простынях тело.
-Мы вообще слабо представляем, чем её лечить, — словно извиняясь, говорит ему однажды медсестра. — Снять болевой синдром удалось кое-как, через силу. Но всё равно невозможно представить, как организм отреагирует на пробуждение. Если она снова начнёт кричать от боли, я… не знаю, что делать.
-То есть, школьная администрация приняла решение её просто усыпить?
-Ну… формально, её просто «лишили боли», пока не будет найдено «лучшее решение», но, честно говоря, на это уже даже надежд практически не осталось. Мы попробовали столько всего, а результата нет… — она всхлипывает. — Бедная девочка! Столько мучений в таком возрасте! Будет чудом, если она вообще сможет нормально жить!
«Чудо».
Миша безостановочно прокручивает это в голове, пока перебирает учебники в поисках нужного. Ему постоянно кажется, что в истории что-то упущено, что-то невероятно важное и непонятно как оставшееся без внимания. Возможно — выходящее за рамки морали. В поисках ответов он наведывается даже в библиотеку, но натыкается на стену непонимания, словно окружающие уже списали пострадавшую со счетов и не видят дальнейшего развития для происходящего.