Тамара Филипповна. Николай Борисович, вы не собираетесь идти пить чай?
Черданский (вздрогнув от неожиданности). Нет, не собираюсь.
Тамара Филипповна. Что с вами, Николай Борисович? Раньше вы бывали любезнее.
Черданский. Раньше со мной бывали любезнее.
Тамара Филипповна. Пойдемте в парк, посидим, я вам почитаю вслух Метерлинка. Это так успокаивает. Особенно в подлиннике…
Черданекий (яростно). Сделайте одолжение, успокойте меня, идите, читайте Метерлинка, не Метерлинка, кого хотите, в подлиннике, в переводе, как хотите, только одна, без меня. Понимаете? Извините. Хорошо? А?
Тамара Филипповна уходит, растерянно оглядываясь на Черданского. Из дома выходит Дорохов, присаживается на скамейку, обтирает мел с рукава.
Дорохов. И у повара тоже выиграл, даром, что он тут каждый день тренируется! А кии плохие — надо наклейки менять. Ну что, в город, что ли? Захватить?
Черданский. Если не возражаете.
Дорохов. Что же возражать, заедем ко мне, жена, наверное, чего-нибудь к вечеру сообразила, знает, что я весь день с народом. А при народе у меня закон — не пью. (Взглянув на Черданского.) Почему скучный?
Черданский. Опять Крылова со своими письмами допекала.
Дорохов. А ты, между прочим, к письмам будь повнимательней. Письма — они, знаешь! Вот, ведем с тобой в газете кампанию против склочников — и кое у кого наверху уже неплохое мнение складывается. А одна ошибка — и все можно подмочить, весь авторитет газеты! Ты учти это! (Встает.)
Черданский. Не беспокойтесь! Пока я это дело веду, авторитет газеты подмочить никому не дам! (После паузы.) Антон Андреевич! Хочу спросить тебя откровенно, по-товарищески: когда же наконец меня в обкоме утвердят?
Дорохов. Да, похоже, что скоро, — настроение вроде в твою пользу. (Направляется вместе с Черданским к калитке.)
Черданский останавливается, вглядывается вдаль.
Черданский. Санников!
Входит Санников.
Сергей Сергеевич, чтобы не забыть, — завтра прямо с утра вызовите телеграммой этого преподавателя, который дал нам материал к фельетону о Твердохлебове. Пусть приедет, и чем скорее, тем лучше.
Санников. А как его найти? Он говорил, что уезжает куда-то в отпуск.
Черданский. Что вы — дитё школьного возраста или газетчик? Он мне нужен — значит, найдите его.
Санников (неуверенно, но громко). Будет сделано. (Уходит.)
Когда Дорохов и Черданский скрываются за калиткой, в аллее с книгой в руках показывается Тамара Филипповна и долго смотрит им вслед. Из открытого окна доносятся звуки гитары и рояля. Захлопнув книгу и придерживая двумя пальцами краешек платья, Тамара Филипповна делает такое движение, словно она сейчас закружится в вальсе, но, опасливо взглянув на окна, снова раскрывает книжку и медленно, со своим обычным неприступно-жалким видом проходит мимо дома.
Картина вторая
Кабинет ответственного секретаря редакции. Письменный стол. Шкаф с энциклопедиями и комплектами газет за многие годы. Комплекты лежат еще и на подоконнике. К одной из стен придвинут вплотную длинный стол, тоже загроможденный комплектами газет. По другим стенам — полдюжины стульев. Письменный стол завален газетными полосами и гранками. Черданский работает за ним без пиджака. Поздний вечер.
Черданский (прикладывает к газетной полосе линейку строкомера). Еще двадцать строк надо сократить. (Ожесточенно черкает карандашом.)
Входит Акопов с перегнутой пополам газетной полосой в руках, в приподнятых на лоб очках.
Ну, что?
Акопов (садясь против него на стул и протягивая ему полосу, резко). Это я тебя спрашиваю, что? Ты что же с нашим материалом сделал?
Черданский. Сократил, что не влезало. Двадцать пять лет это делаю.
Акопов. Слушай, а ты читал статью? Или только сокращал? Ты же самую суть вырезал!
Черданский. Что было скучным, то и вырезал. Надо иногда и читателя пожалеть!
Акопов. А ты его лучше не жалей. А то он тебя за такую работу в конце концов так пожалеет!
Черданский (вставая). Знаешь что, Константин Акопович, не путай свой кабинет с моим и заседание партбюро с выпуском номера. Там последнее слово за тобой, а здесь, уж извини, — за мной!