Выбрать главу
А с ними Леля. С ними наша Леля. Но почему она невесела? Вот пригласили люди доброй воли, И надо было бросить все дела.
А дома положение такое: Ей уезжать, а тут на восемь дней Для утвержденья смет примчался Коля, И опоздал, и разминулся с ней.
Теперь опять разлука на полгода. Но унывать сегодня не вольна, Ты представитель гордого народа, Ты мир, ты вся Советская страна.
Но Славик… Славик так ее тревожит: Совсем ребенком выглядит порой, А все твердит, что опоздать он может В Каховку, в Сталинград, на Ангарстрой.
Тревога опускает Леле плечи, И мысли все домой летят, домой… Среди витрин, среди нерусской речи, На пестрой тихой улице прямой,
Среди бушующей галантереи, Среди уюта маленьких вещей — Домой, домой ей хочется скорее, В свой неуют, где так просторно ей.
…День кончился холодной пляской света. Три делегатки из моей страны На вечере вопросов и ответов Дыханием людей окружены. Цветы друзей, корреспондентов перья, — Щека к щеке — любовь и недоверье…
Как мало знают здесь о нас! Как трудно Им будет объяснить, чем мы живем!.. А боль о Славике журчит подспудно Таинственным глубинным ручейком.
Их спрашивают жадно, как о чуде: «Зачем в тайгу и в жаркий Казахстан Стремятся ваши молодые люди, Что их влечет к неласковым местам?»
И снова Леля думает о сыне… Замечена ее скупая грусть Корреспондентов взглядами косыми. Распишут непременно. Ну и пусть.
Еще вопрос: «А правда ли, что часто У русских стройка разлучает тех, Кто мог бы тихо жить домашним счастьем И слушать пенье птиц и детский смех?»
И снова Леля думает о муже, Об их разлуке. Но на этот раз Ее печаль не вырвется наружу, Не отведет она усталых глаз.
А женщина с такими же глазами Подходит близко к гостье из Москвы, В руке сжимая спицы и вязанье, Вдруг спрашивает: «Счастливы ли вы?»
И Леля, чувствуя вниманье зала, Глазами находя глаза друзей, Про двадцать лет замужества сказала. (Так много! Даже страшно стало ей.)
Про встречи, огорченья, расставанья, Про то, как Славик у нее растет. Вдруг стали сокращаться расстоянья, Как будто сердце ринулось в полет.
Любовь дыхание перехватила. Издалека увидела она, Что тесная московская квартира Товарищами Славика полна.
Скрестилась робость с мужеством в ребятах, Родившихся в конце годов тридцатых. Они успеют в жизни больше нас. Европы карта в атласе раскрыта, Над ней они склонились деловито; Так вот где мама Славина сейчас!
На карте Скандинавия, как морда Курчавого приветливого пса. На синем фоне завитки фиордов, А по хребту — мохнатые леса.
А вот и очертания России, Ее простора взглядом не обнять. И ничего нет на земле красивей, Чем эта воля, широта и стать.
Мальчишки перелистывают карты: Тайга поет, клокочет Ангара… Десятый класс. Тесны им стали парты. На путь отцовский выходить пора!
И Славик говорит: «Вернется мама, И я ее, быть может, огорчу, Но надо строить — так скажу ей прямо: Быть маленьким я больше не хочу».

Глава сорок пятая

ОТЦЫ И ДЕТИ

Мечтатели, верю, меня вы поймете: Хотя облетел я полшара земного, Всему удивляюсь при каждом полете, Чудесным и странным все кажется снова.
Под звездами неба, над звездами мира, Мерцая крылами, проходит машина. Давай разглядим вон того пассажира: Седой, но как будто не старый мужчина.
Он в темной железнодорожной шинели, Немного сужающей плечи в размахе. Тяжелые руки лежат на портфеле, Блестят молоточки на черной папахе.
Зачем его вызвали? Может, с отчетом, А может, за новой наградой он едет? Иль завтра к его инженерским заботам Прибавится командировка к соседям?