Остановились в деревне Коломак, и там вышел приказ — идти в поход только части отряда. Начальство по этому случаю перессорилось: санитарам сказали, что уставшие могут оставаться, и взяли других. Мы обе тоже хотели остаться, но старший врач, который ехал снова, сказал, что нас не отпустит. Остальных же четырех сестер назначил начальник отряда. Так что поехали все шесть. Вечером, совсем разбитые, мы приехали в деревню Шелутьново. Устроились хорошо. Ночевали в клуне[10].
1-й Терский полк пригласил нас на шашлык, но мы обе так устали, что не пошли. Остальные пошли. Мы же твердо решили настоять на своем и упросить доктора нас отпустить.
Утром 13 июля начали просить его, но он упирался, делал все возможное, чтобы нас задержать. Но мы все же доказали, что пользы от нас ждать нельзя, что мы не в силах перенести новый поход, и он нас отпустил. Дал нам двуколку, и мы поехали через Коломак на Перекоп, где стоял обоз. Когда мы въехали в Коломак, где стоял штаб, начальник штаба полковник Дурново крикнул нам, чтобы мы проезжали скорее. Как только мы выехали из села, оно стало обстреливаться, и затем затрещали пулеметы.
До обоза доехали благополучно. Там встретили начальника отряда, который через Харьков собирался ехать по делам в Ростов-на-Дону.
В Харькове стояла наша база, и мы решили поехать туда. Ехали мы в отдельном вагоне с начальником штаба, капитаном Нефедовым, полковником Негодновым и другими. Михаил Иванович был не очень доволен: он не переносил, когда мы встречались с офицерами.
Когда мы приехали в Харьков, Михаил Иванович пошел искать базу. Мы остались на станции с капитаном Нефедовым, который хотел переночевать у нас на базе. Вагоны ушли, и мы сели на вещах под забором. Наступил вечер, стало темно, пошел дождь, а Михаила Ивановича все нет. Ждали мы долго, закусили, наконец, сами стали искать, но тщетно. Тогда начальник штаба отыскал будку стрелочника. Мы перетащили туда вещи. Стрелочник нас угостил хлебом с салом и чаем. Потом мы все трое улеглись спать на скамейках. Утром только увидели Михаила Ивановича, который проспал на скамейке на станции. Смеялись мы всему этому страшно. Только утром мы нашли базу: там было скверно — грязно, жарко и нечего есть.
Я стала стремиться обратно в обоз, хотела сразу же уехать, но сказали, что база вся туда перейдет, и я осталась ждать. Три дня я все ждала переезда в обоз: скучища была страшная! Настроение испортилось: мечтала бросить все и ехать в Москалевку.
17 июля. Наконец мы уехали пассажирским поездом. В Люботине пересели на поезд-летучку нашей дивизии и 18 июля приехали в Полтаву. Там нашли доктора, который жил в бывшем помещении чрезвычайки. Дивизия уже ушла, и мы остались ждать обозов, которые должны были пройти через город за дивизией. Город порядочно разграбили казаки, особенно досталось жидам: пухом из перин были покрыты улицы.
19 июля. Утром сестра Гришанович, я и доктор выехали на обывательских подводах догонять обоз, так как он, не входя в город, обошел вокруг. Догнали за селением Мачеха. Доктор вернулся в Полтаву, а мы поехали дальше. Ночевали в Ново-Санжарезе, обоз был без начальника; безобразия творились страшные: пьянство, грабежи, торговля… Большинство команды превратилось в форменных большевиков! Мы не знали, что нам делать.
20 июля. В городе Кобеляки догнали дивизию и отряд. Устроились очень хорошо. Принял дивизию генерал Агоев. В Кобеляках простояли до 31 июля. Городок маленький, весь в зелени, ходили купаться в реке Вор… Очень красивый вид на реку с гор, где стоит собор; гуляли в городском саду, раз слушали приезжего лектора. Жили тихо и отдыхали. Но из-за сестры Ходоровской пошли большие скандалы: она вскружила головы начальству, и все переругались. Пошли интриги и чуть ли не драки. Все сестры ею возмущались и открыто высказывали! Поэтому влюбленное начальство обрушилось на капитана. Михаил Иванович хотел даже кое-кого откомандировать. Мы требовали, чтобы откомандировали Ходоровскую. Но она осталась. Ушли старший врач, очень хороший, и две сестры.
Нас, считая Ходоровскую, осталось четыре, и с нами младший врач Знаменский: личность, как нам казалось, «бледная», и как врач — «ноль».