Анатолий ГОЛОВКОВ
В шестнадцать лет вся в васильках
До ситцевого платьица,
А время в розовых мечтах
Вслед за тобою катится.
Стучат задорно каблучки,
В глазах веселых зайчики,
А летом ночи коротки,
Ах, девочки, ой, мальчики.
Но годы юности летят,
Кружась стрижами в воздухе.
И пышный свадебный наряд
Опал, как цвет черемухи.
Прощай, родительский порог,
Земля недаром вертится.
Дороги, полные тревог,
Тебе под ноги стелются.
Все впереди, и ты в пути.
Сбывается, что думалось.
И незаметно позади
Осталась твоя молодость.
Глядишь, как грусть в твоих глазах,
На лоб легла морщинкою.
Да бабье лето в волосах
Застряло паутинкою.
Вздохнешь, что молодость прошла
И не на что надеяться,
А где-то в глубине души
Еще никак не верится.
Клаус ЛЕТТКЕ
ЕДИНОДУШИЕ
Продавщица в киоске, телефон-автомат,
Билетная касса и магистрат,
Сообщество и спортивная секция,
Сантехник, полиция и инспекция,
Почта,
Молочник,
Бармен и прокат,
Супруга моя (тут уж рад иль не рад!),
Сынишка мой собственный, наконец,
Мой тесть,
Моя теща,
Мой старый отец,
Сапожник, художник,
Поэт и мясник,
Оркестр и тир, где стрелять я привык,
Автостоянка,
Театр и флот,
Пикник, парк культуры и «девичий грот»,
Воскресный обед,
Панорама,
Сосед —
Всего перечислить не в силах я, нет.
Взгляни-ка, дружище, на список длиннейший —
Ведь все это разные,
Разные вещи!
Они лишь в одном безусловно равны:
Увы, но на все это деньги нужны.
УТРОМ НА КУХНЕ
Обычный быт: стакан немыт,
Стоит он со вчера,
В аквариуме рыбка спит —
Проснуться ей пора.
У ножки столика, в углу,
(В ней все — житье, жилье)
Лежит страховка на полу,
Но лень поднять ее.
Остыл уж кофе твой,
Какая ерунда…
(Ах как мы медленны порой
Или почти всегда?!)
Вот к чашке ты своей приник.
А время ждет скорбя…
Хватай его за воротник!
Или оно — тебя.
ПИСАТЬ И ЖИТЬ
Писать и с музой не дружить?
За это получать?
Пожалуй, лучше просто жить
И иногда писать.
АКЦИОНЕР
Герр Шульце — литейщик из Эссена[3] —
Отныне персона известная.
Чтоб быть до конца уже герром,
Решил он стать акционером.
Но денег наличных от силы
На акцию лишь хватило.
Купил наш литейщик бумагу.
С тех пор без нее он ни шагу.
Наполненный этой заботой,
Он ей дорожил, как работой.
Поскольку он стал уже вроде
Хозяином на заводе.
Вернее, одним из владельцев,
Владеющих прибыльным дельцем.
И хоть он трудился до пота,
Его не смущала работа,
Металлом ковши наполняя,
Он думал, что он управляет.
Не всем и, конечно, не лично,
Настолько, насколько прилично,
И даже этично тем боле,
И соответственно доле
Бумаг у акционера…
Но вот ведь какая химера:
Бумага поныне у Шульце,
А Шульце с бумагой — на улице.
Неужто (какая невзгода!)
Он сам себя выгнал с завода?
ДРЕССИРОВКА
В цирке
Самой ленивой лошади,
Презирающей жизнь на скаку,
Перед выходом
Чуть ли не с ложечки
Преподносят кусок сахарку.
И при помощи той же сладости —
Рефлекторный повторный счет —
Лошадь,
К пущей ребячьей радости,
Приглашают еще и еще.
Ах, рефлексы…
Теперь ленивица
Сделать что-нибудь просто так
И упрямится, и противится,
Дескать, с заработком, мол, как?
Так вот в цехе иных на смену
Приглашают,
как на арену.
БОЛЬШИЕ ПЛАНЫ