– Не дело это, Добрыня, – промолвил Харальд. – Надо бы отблагодарить богов хоть какой-нибудь жертвой, это займет немного времени.
Раздраженно повернувшись к Харальду, Добрыня махнул рукой туда, где маячили в туманной дымке купеческие суда с горделиво загнутыми носами.
– Вон, они отсыплют богам от щедрот своих, благо эти торгаши уже почти у цели, – обронил он. – А наш путь токмо начинается, пусть боги сохранят нас на этом пути, тогда они и получат от нас воздаяние. Я не привык расплачиваться за незаконченное дело.
После двухдневного пути по реке Неве, берега которой утопали в дремучем лесу, ладьи Добрыни вышли в Варяжское море. Среди дружинников Добрыни было несколько человек, которым в прошлом довелось побывать на торговых ладьях на острове Готланд и на побережье Свеаленда, они-то и указывали путь всей флотилии. Ладьи двигались на запад, не отдаляясь от лесистого берега, который все время маячил слева по борту. На ночь корабли приставали к суше. Это был совершенно дикий край, утопающий в лесах и болотах. Здесь жила чудь, небольшой лесной народ, промышляющий охотой и рыболовством. Свои селения чудь укрывала в лесных урочищах подальше от морского берега, опасаясь людей, плавающих на больших кораблях. Разбойные варяги и купцы из разных земель частенько нападали на чудь, захватывая людей из этого племени для продажи в рабство.
Спустя пять дней зеленая береговая кромка растаяла за кормой. Дальнейший путь пяти Добрыниных ладей пролегал по неспокойной глади безбрежного моря. Свинцовые пенные валы подбрасывали ладьи, идущие под парусами, словно щепки. Кормчие предлагали Добрыне переждать шторм на острове Хийумаа, но тот не послушал их. Добрыне не терпелось поскорее добраться до Вестерготланда. «Надо поспешать, други мои, – говорил он, – покуда соседние ярлы не растащили наследие Скеглара Тости по частям».
Юный Владимир никогда в своей жизни не видел столько воды, которая шумела и пенилась под напором ветра, от которой исходил совершенно особенный соленый запах. Днем, вечером и на рассвете взор Владимира не различал вокруг идущей на закат ладьи ничего, кроме морской глади. Бледно-бирюзовое море сливалось вдали с линией горизонта, к какой из сторон света ни обращал бы Владимир свой взгляд. Ему стало казаться, что морю не будет конца, что скорее всего кормчие сбились с пути.
Когда солнце в очередной раз скатилось в морскую пучину, окрасив небосвод на западе оранжево-красными отблесками, Владимир схватил Добрыню за руку и стал умолять его повернуть обратно к устью реки Невы.
– Дядюшка, мне совсем худо, – стонал Владимир. – Я не могу ни спать, ни вкушать пищу. Все, что я съедаю, выходит из меня вместе со рвотой. Меня, наверное, отравили. Ох, как мне скверно! Я умираю!..
– Такой недуг часто случается у людей, впервые оказавшихся в море, – успокаивал племянника Добрыня. – Никто тебя не травил, дружок. Я ведь вкушаю то же, что и ты, и вполне здоров. Спустись под палубу, приляг.
– Не хочу я сидеть внизу, там темно и страшно, – капризничал Владимир. – Стоит мне лечь, как у меня начинается головокружение. Я хожу как пьяный, дядюшка. А ведь я не пил ни пива, ни медовухи.
– Потерпи, племяш, недолго осталось. – Добрыня встряхнул Владимира за плечи. – Скоро покажется остров Готланд.
Мрачные тучи наползли с северо-востока, влекомые тягучими порывами холодного ветра. Морская гладь померкла, напитавшись темными красками. Вскоре погас закат и ночная тьма окутала качающиеся на волнах длинные ладьи, на которых зажглись факелы, дабы кормчие не растеряли друг друга в промозглом мраке.
Гридни укладывались спать прямо на палубе, заворачиваясь в плащи и овчины. Оружие все держали под боком. В здешних водах были нередки случаи нападения морских разбойников.
Добрыня устроился на ночлег в палатке, поставленной именно для него на корме судна. Здесь же лег спать и Владимир, измотанный этим долгим плаванием.
Кормчий и его помощник спали поочередно, поскольку им приходилось выдерживать постоянный курс, находясь подле рулевого весла. Не спали и те из гридней, кому выпало в эту ночь быть впередсмотрящими. Находясь на носу корабля, они внимательно вглядывались вперед, чтобы вовремя заметить скалу, торчащую из пучины моря, остров или огни встречного судна.
Добрыне удалось поспать лишь урывками, поскольку Владимир то и дело будил его своими стонами и охами. Постель казалась княжичу слишком жесткой, его постоянно мутило и бросало то в озноб, то в жар.
Июньская ночь пролетела незаметно.