Генри Грис, вспоминая о своих словах, объяснял, что исходил не из своих возможностей, а из факта полного непонимания Джеком реального положения вещей. Учитывая, что мировая пресса продолжала активно публиковать историю любви американского моряка и русской актрисы в военные годы и о прекрасной дочери, которая мечтает встретиться с умирающим отцом, советское правительство будет вынуждено под давлением мирового общественного мнения рано или поздно выпустить Викторию.
Джек Тэйт в какой-то момент признался Генри Грису, что поверил было в его принадлежность к КГБ. В одну из их последних встреч Генри Грис преподнес Джеку Тэйту письменный прибор — нож для вскрытия конвертов и ножницы в черном кожаном футляре. По всей длине футляра были вытеснены серебряные буквы: «От КГБ с любовью».
ИРИНА КЕРК
Вот некоторые выдержки из двух писем, отправленных Ириной Керк Джеку Тэйту.
31 января, суббота
Я обдумала Ваше любезное приглашение приехать в Оранж-парк вместе с Викторией. На мой взгляд, было бы неплохо провести с ней по приезде неделю-другую. Ей наверняка захочется рассказать Вам о многом, что будет носить слишком интимный характер, и она не сможет поделиться этим с Вами, прибегнув к помощи незнакомого ей переводчика. К тому же по характеру она весьма скрытна. И еще. Поскольку ваша встреча обязательно будет эмоционально напряженной и утомительной, ей наверняка захочется вечером отвести с кем-нибудь душу. Ей будет непривычно оставаться одной в «Кантри-клаб»[6], они очень близки с матерью, и, возвращаясь вечером домой, Виктория всегда делится с ней самым сокровенным. Поэтому, мне кажется, будет лучше, если первое время я буду с ней рядом. Окажите любезность, сообщите мне стоимость пребывания в «Кантри-клаб». Весь 1974 год у меня не было лекций (а это значит, что я получала лишь половинную зарплату), а потому мне придется специально для этого занять денег.
На случай, если репортеры спросят Вас, где именно Зоя провела восемь лет, это была Владимирская тюрьма. Самая страшная тюрьма в мире. Посоветуйте им заглянуть в книгу Марченко «Мои показания».
10 февраля 1975
Конечно же, никто не собирается превращать всю эту историю в источник дохода, но в то же время непонятно, почему нужно наживаться на Виктории? «Нэшнл инквайрер», представители которой недавно посетили Вас, отправила своих корреспондентов в Москву с заданием заключить сделку с Викой. Они предложили ей оплатить авиабилет, номер в гостинице, поездки по Флориде и т.д. в обмен на эксклюзивное интервью. Она ответила, что сначала посоветуется со мной. И так и сделала. Когда мы разговаривали с ней по телефону, я посоветовала ей до приезда сюда не заключать ни с кем никаких соглашений. Это лишь усложнит ей получение визы, к тому же она даже толком не знает, с кем ведет переговоры. Они вчера заявились ко мне (предварительно даже не позвонив), поскольку Виктория сказала им, что решение за мной. Она знакома со мной вот уже пятнадцать лет и доверяет мне, ибо прекрасно знает, что я давным-давно могла бы нажить капитал на этой истории, но не сделала этого, дав слово ее матери. Я поговорила с пришедшим ко мне человеком, объяснив ему, что Виктория купит себе билет сама. Ее отец оплатит все ее расходы, а уж предложений совершить поездку по Флориде будет хоть отбавляй и без них, так что ничего заманчивого в их предложении я не вижу. Он спросил, что могу предложить я. Я ответила, что только в том случае, если она сама решит дать им интервью, и только после ее приезда сюда им следует вернуться к вопросу о вознаграждении.
ВИКТОРИЯ
После пресс-конференции с двумя американскими журналистами телефон трезвонил не умолкая. Как правило, звонили корреспонденты иностранных газет, интересующиеся ходом событий. На все их вопросы я могла ответить лишь одно: жду разрешения на встречу с отцом. Я знала, что характеристика у меня плохая, но все же не теряла надежды.
Разговаривая со мной, мамуля неизменно сохраняла бодрое настроение, но я-то знала, как сильно она обеспокоена. Я сказала ей, что нет никакой причины для волнений, на что она ответила:
— Владимирки ты не видала!
В феврале я получила через Ирину медицинское свидетельство о состоянии здоровья отца и очень обрадовалась, что не умею читать по-английски. Я отнесла его в ОВИР, где мне сказали, что оно им совершенно ни к чему.
— Тогда зачем же его потребовали? — спросила я.