Кстати, о романах, то бишь о литературном творчестве. Однажды Алексей Дидуров предложил мне поучаствовать в конкурсе поющих поэтов. Состязание оказалось концертом в Центральном Доме литераторов при лекционном звуке и свете. Зрителей собралось, примерно, ползала. Я ощущала себя не в своей тарелке, но совершенно неожиданно получила первое место и узнала, что призом за первые три места станет прием в Союз писателей. Думаю, это получилось вовсе не вследствие моего выступления (оно было так себе), а просто по совокупности всего, что было сделано раньше. Но что-то там, в итоге, не сложилось, и я забыла об этом событии. Примерно через год раздался звонок от Дидурова: "Поздравляю, со вчерашнего дня ты член Союза писателей!" Все же он довел дело до конца. Но в целом, кроме какого-то очередного звания, мне это ничего такого не дало. И никаких новых знакомств или событий по этой линии не случилось.
До этого была литературная премия журнала "Знамя". За стихи. А после этого, в 2007 году, вышла в свет книга "Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной", получившая литературную премию "Астрея". Эта премия ежегодно присуждается лучшим произведениям русскоязычной фантастики. В 2008 году издана еще одна моя книга - "Одностишийа", и это именно сборник одностиший. А есть еще куча лимериков, и детские стихи...
Танец... Это очень мощный способ общения с собой, способ познания нового, притом совсем иного типа, чем знания или эмоции. Я, пожалуй, не смогу рассказать, что для меня значит танец, потому что это иная, невербальная область. Это важный опыт, который мне не повезло получить с детства. И вдруг оказалось, что движение - тоже огромный путь, притом путь духовный, хоть и через тело. Я это поняла, уже будучи довольно взросленькой. Даже так: не поняла, а вступила на этот путь - осознавать начала только по прошествии лет. Вообще, мне кажется, что мы все находимся в некоей школе, и у нас есть разные уроки, разные предметы. А порядок, в котором их изучать, мы выбираем сами. Это такой личный университет, где мы сами решаем, какая должна быть нагрузка - больше ли, меньше. Я всегда была в этом смысле жадной - хватала новые уроки, делала десять дел сразу.
Театр... Это слово рождает во мне массу противоречивых ассоциаций. Драматический театр я не перевариваю, хотя неоднократно предпринимала попытки изменить свое мнение. Но есть некоторые другие разновидности театра, не столь общепринятые, которые мне гораздо ближе. Это, в частности, визуальный, физический театр, клоунада. Таким, например, является авангардный театр "DEREVO", основанный в 1988 году в Ленинграде Антоном Адасинским. Мне однажды удивительно повезло: они привезли в Москву, на фестиваль "Золотая маска", пять разных спектаклей и сыграли их за пять дней. Это почти невероятно - в спектаклях сложные декорации, свет, и очень разные состояния у самих актеров. Для меня это был судьбоносный момент. Образный язык настолько в меня попал, настолько совпал с тем, о чем я мечтала, что искала, что я буквально испытала момент истины: вот оно! Я стала изучать все о визуальном театре, о современном танце, буто, комедии дель арте, клоунаде. Занималась на мастер-классах, смотрела видео, практиковала находки на своем тренинге, многое изобретала сама. И постепенно стала вводить в свои концерты элементы того, чему научилась. Кстати, реакция зрителей на это очень противоречива: от восторга до неприятия.
На волне бешеного интереса к визуальному театру мы собрали маленькую труппу и сделали спектакль "KALIMBA". Из этой труппы родился визуальный театр с тем же названием.
Концерты - это отдельный план жизни, очень сильно изменяющий меня. Это такая черная комната, куда я захожу, и там меня разбивает на атомы. Потом я опять собираюсь из атомов и как бы рождаюсь заново. На сцене происходит работа с какими-то огромными энергиями. Они очень трудные и опасные. Многие мои друзья поэтому даже боятся ходить на мои концерты, я с ними дружу в другой жизни. Им страшно видеть, в какой я нахожусь опасности, на какой огромной высоте. От меня это требует мужества, причем уже не совсем человеческого мужества, и чтобы это все переносить нормально, получается, я переключаю состояния. Как у Кастанеды... Я вхожу в состояние воина и выхожу на сцену. Все остальное время я живу в достаточно мягком мире, среди людей, которых я люблю, среди вещей, которые мне нравятся, среди природы, музыки. И в это время я создаю все то, чем потом делюсь.
По натуре я отнюдь не звезда. Есть такие люди, которые без поклонников, как без плюшек. Они так радуются, так балдеют, когда к ним подходят и говорят: "О! Вы любимый артист моей мамы! Можно автограф?" Мне же просто дурно становится, когда меня узнают, и я, в основном, стараюсь, чтоб меня не узнавали. Если начинают подходить и спрашивать: "А правда, что вы Ольга Арефьева, мы вас слышали, мы вас видели...", я просто мечтаю сквозь землю провалиться, думаю о том, как бы удрать. И говорю, что я не она, или: "Не надо о станках!" А есть люди - настоящие артисты, они по жизни артисты. И если за ними не бегут поклонники, то чего-то им начинает не хватать. Я не "настоящий" артист. У меня другие приоритеты. Не люблю делать мыльные оперы из своей жизни. Что-то должно быть в человеке интимное. Хотя, по-моему, ничего особенного в моей личной жизни нет. Я не влюбчивый человек, в моей биографии нет каких-то страстных историй. Есть, конечно, поклонники, но они любят именно образ, который я создала. Я, настоящий человек из плоти и крови, стараюсь объяснять уж слишком восторженным влюбленным, что во мне нет ничего необычного. В жизни я не такой уж веселый человек. У меня есть сторона очень даже живая, искрометная, детская. В половине случаев она берет верх. Но и есть другая сторона: довольно мрачная, тяжелая. Моих близких все время штормит. Они постоянно видят разное мое лицо, а это очень трудно выдержать. Музыка на сцене в какой-то степени это выражает. Круг миров, в которые я хожу и куда я вожу своих зрителей, - он тоже довольно контрастный. И все это умещается в одном концерте.
Гулять, читать книги, спать, есть, смотреть фильмы - вот нормальная человеческая жизнь, которую я обожаю. Сцена высасывает из меня энергию, но я нуждаюсь в этом. Это как вдох и выдох: на концерте я отдаю накопившуюся энергию людям, это приносит мне наслаждение. Но после нужно отдохнуть, чтобы зарядиться снова. Если у меня не будет такого отдыха, будет худо всем: и я буду больная и разбитая, и зрители не получат удовольствия.
А вообще, домашняя, обычная жизнь - это полное счастье, а от музыки - только ощущение собственной реализованности. Думаю, если бы я была точно такая же, но не пела - я была бы очень одинока (что и имело место много лет, пока не появилась известность). Да точнее, и пела так же, но не была известной, вот как было. Тогда хлебнула полной чашей и черствости, и одиночества, и ненужности, и духовного голода... Мне кажется, что мои слушатели - это те же я, но в других телах. Та же проблема тонкой душевной организации в равнодушных и грубых мирах. Наверное, в этом моя функция - показать таким людям, что они не одни, и помочь найти себе подобных...
* * *
Все мое детство, и отрочество, и половина юности прошли под знаком того, что я очень нелепая, неприспособленная и вообще никчемушная. Может, это и стало причиной того, что я стала писать стихи и музыку, особенно остро воспринимать окружающее. До сих пор не знаю, откуда берутся и стихи, и музыка - наверное, с небес. Думаю, что все люди, занимающиеся музыкой, верят в Бога, вернее даже, скажем, Музыкой с большой буквы, люди, которые действительно имеют дело с душой. Когда ты занимаешься творчеством, ты просто ежесекундно убеждаешься в том, что есть Бог. Иначе откуда ты получаешь все то, что тебе дается? Сам человек не может это написать. Я столько раз пыталась что-нибудь написать, не дождавшись какого-то особого чувства, особого состояния - не выходило. А потом вдруг записываешь сразу всю песню - и стихи, и мелодию. Откуда же это пришло, если не от Бога?