Как уже было сказано, жил он и трудился в городе "К" на реке "К", в посёлке "Энка" на улице Репнина 6. Хорошая зарплата компенсировалась в должной мере нервотрёпкой на работе, после чего, обычно, следовали "срывы". А так как последствия срывов лучше всего переносились со "скользкой печенью" её приходилось часто смазывать. Приходя домой он шёл "на гаражи", якобы для починки машины, на самом же деле подальше от жены и поближе к водке и шахматам. Но, когда жене в очередной раз пришлось его принудительно будить по звонку с работы, ибо засыпал он тоже иногда в гараже, Папе Игорю был предъявлен ультиматум. Было больно, скалкой жена владела в совершенстве, а, являясь подкаблучником, ответить в полную силу он не мог.
С тех пор с гаражными посиделками было покончено, пить он стал "по пути" и на работе, а в шахматы играть с сыновьями. К пятому году третьего тысячелетия сыновьям исполнилось по 11 и 13, и шахматам они предпочитали занятия по вечерам с одним из учеников Кадочникова… Сбегали они от отца, в общем. И тогда взгляд его упал на пятилетнюю дочь… Орлиный взор его, затуманено устремлённый в даль грядущего, уже видел её чемпионкой мира по шахматам, когда он объяснял ей ходы. За шахматами, а играли они раза три в неделю, он часто вываливал на неё "уроки мудрости", те, что иным детям преподают классе в пятом. Географию там, или историю, в собственном изложении.
Вот в один из таких дней и случился "урок", пересказ которого позже и дал Академику пищу для размышлений. А в день самого "урока" всё у Папы Игоря не заладилось. Сначала литр пива "Золотой Колос" по дороге на работу заставил его вспомнить, какое же сегодня число. Нет, в том, что сегодня понедельник он был уверен стопроцентно, в месяце сомневался, но вот точную дату обычно не знал. А тут слова продавщицы, мол, хорошее пиво, только вчера сделанное. Потом взгляд на дату… И перед его взором встал опять тот день в 1987, ГДР. Ну и что, коли те лихачи, которых не отпускали за пивом для опохмелки, и вынесшие танком технические ворота, были не из его взвода?
Да если бы знать, чем всё закончиться, он бы сам им ящик преподнес, а лучше пристрелил идиотов, чтобы не мучились… Срезать они решили до сельского магазина, мол, по шпалам быстрее на сотню метров. Ни эти двое, ни почти никто из пассажиров того поезда не выжил. Эта "чёрная метка" и тогдашнее понижение на одно звание, аукнулись ему уже в Ельцинской России при дележе квартир в Энке. И т он получил в "как бы съемную", которую приватизировать не мог, вместо полноценной. А за полгода до исчезновения дочери пришлось перебираться в бывшую родительскую хату, за два километра от городской черты, потому что из квартиры его "попросили"…
Вспомнил Папа Игорь эту дату, пиво допил и пошёл в цех. На работе допил всё из своей заначке, в обед приложился к заначке коптиля, потом, в холодильнике, нашёл одну из заначек обвалки… Итогом стали запоротые 200 кг ветчинных колбасок, в которые он и соль и нитрит добавил целых три раза, как в том анекдоте, про старого мужа, "пришедшего исполнить свой супружеский долг". Сначала он был бит управляющим, доставлен домой, и бит женой. Вечером он немного оклемался, жена скалкой не ограничилась и, исключительно из вредности, не только "накапала ему на мозги" но и сделала клизму. После чего заставила его выпить двадцать литровых кружек воды, и после каждой второй, совать два пальца в рот…
Нет, она не была жестокой, просто у соседки сверху, её лучшей подруги, был день рождения, не с дочерью же туда идти? Сыновья были в станице, у её родителей, оставался её "козёл" муж… Но если русская женщина сможет на скаку остановить коня, что для неё какой-то козёл? К шести вечера Папу Игоря трясло, но он находился "в приемлемом" для присмотра за дочерью состоянии. Оставив на плите две кастрюли на медленном огне и заведя будильник на полседьмого, она сунула по нос мужу скалку, мол, всё прежнее покажется ему цветочками, если не выключит. Сама же, уже в боевой раскраске, направилась к подруге.
Вот в таком антураже и проходила партия в шахматы, тут раздался будильник, отец с дочерью последовали на кухню, где осуществили приказ матери, выключив конфорки. Две отпрыгивающие крышки на кастрюлях и воспоминания о поезде в 87-ом подвигли Папу Игоря к лекции о паровозах. Паровые котлы были заменены кастрюлями, прямо на плитке за плитой он стал рисовать синим маркером… В общем это веселье дочке запомнилось.
Михайло Васильевич об опытах Ползунова с паром знал, но знал так же, что КПД его установки было крайне низко, а так же о трудностях в его работе. Но Наташа рисовала хорошо, на память не жаловалась, а то, что она или её Папа по молодости или по пьяни упустили он понял сам. Повод для разговора о паре он поднял сам, совершенно случайно задав вопрос, не хочет ли его маленькая соперница есть. Та ответила, что уже ела, даже была "в замковой кухне". А там, с двух похожих кастрюль на огне, её память перескочила на тот давний урок… Ломоносов был в научном экстазе, если кому-то на голову падают яблоки, то сейчас он держал в руках то, что обессмертит его имя, в виде листа, с детским изображением двух кастрюль, наскоро переделанных в паровые котлы. Да что там! Если бы ему в этот момент на голову упали бы эти казаны, он их даже не заметил бы!