Анна покачнулась, закрыв глаза. Из толпы до нее донесся шепот. Через минуту нечеловеческим усилием она заставила себя справиться со своими чувствами. Когда она осмелилась вновь посмотреть на то же место, незваные гости уже исчезли. Там теперь не было ничего, кроме солнечных зайчиков, играющих на изумрудной траве.
Ей сделали знак, что пришло время сказать ритуальную предсмертную речь, и ее низкий голос, не дрогнувши, прозвучал в наступившей тишине. Она говорила самые обычные слова, которых и ждут от приговоренных к смерти. Какой теперь смысл в бесплодных протестах по поводу своей невиновности и брани в адрес тех, кто был виновен во всем произошедшем с ней? Это может обернуться только тем, что в безвинную жертву превратят и Елизавету.
— Я подчиняюсь закону, по которому была признана виновной, — закончила она свою речь и после небольшой паузы добавила: — Теперь я покидаю этот мир и всем сердцем желаю, чтобы вы помолились за мою душу. — Она повернулась к своим кузинам и увидела, что Маргарет без чувств лежит на земле, а обезумевшая от горя Мэдж стоит рядом в едва ли лучшем состоянии. Поэтому на долю Мэри Уатт выпало протянуть дрожащие пальцы за накидкой и капором, которые сняла с себя Анна, и получить еще крохотную книжицу написанных на тончайшем пергаменте псалмов, которая была передана ей со словами, сказанными шепотом: «Помни меня».
Впервые за все это время Анна обратила внимание на палача, который стоял позади, но явно доминировал над всей сценой как исполнитель заглавной роли. Конечно, без его участия представление не может быть закончено. Даже сейчас, стоя на краю могилы, Анна не могла не отметить про себя, что он был молод и хорош собой, а его глаза под маской смотрели на нее соболезнующе и с живейшим участием, смешанным с тем восхищением, с которым каждый галантный француз смотрит на любую женщину моложе определенного возраста. Ей казалось, что она может прочесть его мысли: «Mon Dieu[5], у нас во Франции никогда бы не убили такую красоту. Это могут сделать только эти английские варвары».
Слабым движением он показал ей, чтобы она опустилась на колени перед плахой. Потом она услышала леденящие душу рыдания Мэри Уатт, когда попыталась неловко завязать глаза носовым платком. В последний момент где-то по соседству запела птица. Резкие звуки ее пения лишили Анну последних остатков с таким трудом дававшейся ей показной храбрости. Впав в полную панику, она сорвала повязку с глаз, глядя широко открытыми глазами на палача. Господи, где же, ну где же его меч? Палач ободряюще кивнул, и в то же время его помощник, раньше незаметно перешедший на другую сторону, сделал несколько быстрых шаркающих шагов по соломе, намеренно привлекая ее внимание.
Анна резко повернула голову, и ей почудилось, что свершилось чудо и перед ней стоит Гарри Перси, такой, каким он был в дни их звездной любви. Этот французский паренек был так же худощав, белокур и бледнолиц, и даже улыбка у него была точь-в-точь как у Гарри. Сходство, конечно, было относительным, но все-таки было. В это мгновение, перед тем как отойти в вечность, Анна улыбнулась ему теплой, любящей улыбкой, вложив в нее всю душу. Она все еще улыбалась, когда ее голова скатилась на солому. А птица продолжала петь…
В Ричмонде король стоял рядом со своей лошадью, окруженный придворными и егерями. Он прикусил нижнюю губу, всем своим видом выражая нервное нетерпение. Святой Боже, все уже должно быть давно кончено! Он всегда знал, что она ведьма. Неужели ей удалось в последний момент как-то спастись? До его напряженного слуха донесся отдаленный звук пушечного выстрела, возвестивший наконец о том, что он окончательно и бесповоротно овдовел. Еще до того, как вдали замерло эхо, Генрих уже вскочил в седло и пустил лошадь галопом, устремляясь в Вулф-Холл, где его ждала девушка, со щеками, подобным двум белым розам, в окружении своего ликующего семейства.
Десятью днями позже после скромной церемонии Джейн Сеймур стала третьей женой короля и новой мачехой Марии.
Глава восьмая
— Она встала на колени передо мной так, как я сейчас стою перед вашей милостью, — Жена коменданта Тауэра поерзала на своих костлявых коленях, размышляя про себя, выглядит ли она так же глупо, как чувствует себя. Она находилась в комнате Марии в Хансдоне, куда приехала три дня спустя после казни Анны, чтобы со свойственной ей щепетильностью исполнить обещание, данное умершей женщине. Никакой реакции со стороны неподвижной маленькой фигурки, стоящей перед ней, не последовало, поэтому леди Кингстон, борясь со смущением, продолжила дословный пересказ послания Анны. Ее последние слова упали все в тот же омут молчания, и она уже с беспокойством подумала, как долго еще ее бедным коленям испытывать жесткость пола.