Кому было плохо тогда? А теперь? Не узнать. А значит - не стоит и разворачивать карету.
– Госпожа Ирэн! – Мари, шурша бледно-желтеющей прошлогодней травой, замерла чуть позади.
Ирия отступила на полшага влево. Не ко всем стоит поворачиваться спиной.
– Госпожа, мне страшно!
– Почему? – «Ирэн Вегрэ» обернулась к перепуганной служанке.
– Пойдемте лучше в дом. На такое небо нельзя смотреть!
Ну и не смотри.
– Это - просто закат. Очень красивый.
И зловещий, как… Ральф Тенмар.
– Когда такой закат - кто-то умирает! – Мари судорожно схватилась за свой диск.
Хорошо хоть не за фигурку - на другом шнурке. Надо будет на подъездах к Лютене снять с горничной все амулеты. Старик Тенмар разрешает двоеверие в своем герцогстве. А в Лютене - ну как леонардиты увидят?
И еще стоит объяснить наивной Мари: цвет неба, символизирующий неотвратимую смерть, – сказки старых бабок. Иначе небеса всегда оставались бы оттенка алого бархата. В подзвездном мире - миллионы людей. Кто-то да умирает - каждый час… даже минуту.
Потом Ирия обязательно всё это скажет. Но не сейчас. Для объяснений – слишком тоскливо на сердце. У обеих.
Папа погиб ночью – неба сквозь наглухо задвинутые ставни видно не было. И «баронесса» уж точно не напомнит служанке, что в ночь смерти Люсьена ни змеи с облаков не сыпалось. И оно было вовсе не алым. Просто черный холст, расцвеченный серебристой луной.
Все суеверия - глупости. Через три дня Ирия и Мари будут в Лютене. Там хватит и реальных опасностей. Совсем незачем добавлять к ним еще и придуманные.
3
– Джерри, Джерри, проснись! – Серж отчаянно пытался растолкать друга.
А тот мечется то ли в кошмаре, то ли уже в бреду. И никак не просыпается. А рука его - слишком горяча!
Кридель встревоженно приложил ладонь ко лбу Роджера. И чуть не отдернул. При всём отсутствии у Сержа лекарских познаний, ясно как светлый день – лихорадка.
Ничего не поделаешь - придется будить Анри. Хоть бывший корнет и предпочел бы не трогать сегодня командира лишний раз.
…Вчера, когда гладиаторов несли на опостылевших носилках под вой опостылевшей толпы плебеев, к ним сквозь людское болото пробилась старуха. Чисто одетая, с убранными под платок волосами. В руках – цветы. Пунцовые розы.
Только потому стража и пропустила, иначе бы… Серж слышал, какие ругательства изрыгал потом центурион – тот самый.
Потому что старая мегера вместо того, чтобы увенчать героев дня розами, с яростью швырнула злополучный букет в лицо Тенмару. Оглашая площадь воплем:
– Проклятый убийца!
Тот привычным движением фехтовальщика увернулся. Лишь один цветок задел по виску – мгновенно выступила кровь…
Сидевший рядом Кридель успел это заметить - прежде чем несчастная роза отлетела уже в него. И намертво вцепилась в край позолоченного плаща. Растерянно отдирая ее, Серж с непонятной обидой ощутил боль сразу нескольких уколов. Не цветок – зверь! Под стать хозяйке.
Старуху уже волокут прочь крепкие руки стражников. Под ее отчаянные вопли:
– Мерзавец! Подонок! Ты убил моего сына, ты! Будь проклят, умри сотню раз! Пусть тебя предадут все! Пусть тебя зарежет твоя шлюха - если она у тебя есть! Пусть ты увидишь смерть своего отродья! Пусть гиены, что породили тебя, умр…
Молодой страж замахнулся на сумасшедшую копьем. И только тут белый как смерть Анри рявкнул:
– Отпустите ее!
– Господин гладиатор, она пыталась вас убить, – неуверенно возразил тот. – И потом, проклятие…
– Чем убить – цветами? – Тенмар, соскочил с помоста. Перешагнул через жалкий ковер умирающих роз. – А в проклятия я не верю. Отпустите ее!
Старуху аж затрясло:
– Мною от грехов откупаешься?! Не выйдет! – Едва выскользнув из солдатских рук, она отступила к толпе на три шатающихся шага. – Не выйдет!
Миг – и выхватила из-под ворота белоснежной туники кинжал. И - себе в грудь. По самую рукоять.
Анри опоздал на долю мгновения. И теперь старуха оседает ему на руки, пятная их кровью: