— У меня есть выбор?
— Есть. Ты сама принимаешь решение.
— И что будет, если я не поеду с вами?
— Тогда я верну тебя туда, откуда забрал. Харон и Вальц все еще ждут тебя в лесу.
Нет, Волкодав не пытается быть мягче.
Никаких сюсюканий и попыток сгладить.
Напротив, он рубит правду, хотя слышать ее мне больно.
Это честно, весьма доходчиво и понятно. Я затыкаюсь, хоть и не совсем понимаю, какой правильный выбор и есть ли он у меня вообще.
Я не знаю, что ждет меня дальше, просто пытаюсь выжить.
Зачем я Волкодаву, понятия не имею, но сейчас я слишком устала, чтобы думать о побеге, а возвращаться в лес точно не хочу.
Становится снова тихо. Охотник выходит за дверь, но я знаю: он ждет моего решения. Или с ним, или смерть. Какой у меня выбор?
Я осторожно спускаюсь с кушетки, сбрасываю халат, надеваю новую одежду, обувь и, сильно хромая, выхожу в коридор.
Волкодав бросает взгляд на меня, разворачивается и идет на выход. Хромая, я прыгаю следом за ним, держась за стену и стараясь скрыть то, как сильно дрожат мои руки от страха неизвестности.
Глава 10
Дорога в молчании, я сижу на переднем сиденье, стараюсь не отсвечивать. Охотник за рулем, периодически ему кто-то звонит, он коротко отвечает. Односложно, резко, в приказном тоне.
Невольно вдыхаю этот его запах кедра. Он не кажется мне каким-то неприятным, но чужим и холодным – точно да.
Я не привыкла так попадать к незнакомым людям. Отец редко посвящал меня в свои дела, и я уже не знаю, хорошо это или нет.
По пути Волкодав заезжает на заправку, и, пользуясь случаем, я тут же роюсь в его кожаной борсетке. Сигареты, кошелек, ключи – это все меня мало интересует. Ну же, ну, хотя бы что-то! Есть! Паспорт. Я узнаю о нем все, но не судьба.
Не замечаю, как он возвращается и выдирает у меня из ладоней это сокровище.
— Я просто узнать хотела…
— Еще раз так сделаешь — останешься без рук.
Затихаю, затаиваюсь и стараюсь быть паинькой.
Я ожидаю какую-то камеру пыток — ну или, на худой конец, пещеру, в которую затащит меня Охотник, но я ошибаюсь. Ох, как же сильно еще я не знаю жизни, наивная Мила, но уже совсем скоро все мои розовые очки будут трещать по швам.
Волкодав привозит меня в свой дом, который, по-честному, больше напоминает дворец, окруженный густым лесом. Тем самым, кстати, в котором велась охота, просто с другой стороны.
Насколько я понимаю, он и есть хозяин этих охотничьих угодий, вот только что-то подсказывает мне, что этот мужчина не так прост. Он не только охотник, иначе зачем ему оружие, зачем наручники? Обычные люди такого не носят с собой, если только они не бандиты.
Ворота автоматически распахиваются, мы заезжаем во двор. Просторный, окружен зелеными кустами, припорошенными снегом. Высокие ступени ведут в большой двухэтажный… коттедж? Да, сейчас стало так модно называть богатые халупы.
Одно время даже мы с отцом жили в подобном. Он тогда говорил, что на пике карьеры и так мы будем жить теперь всегда. Но потом нам пришлось резко съехать, и короткая сказка кончилась. Мы начали постоянно переезжать, не задерживались дольше трех дней на одном месте. Отели, ночлежки, забегаловки – я потеряла счет нашим переездам, в которых часто даже документов никто не просил.
Мы прятались, но папа никогда не говорил от кого. Кажется, мы убегали от того, к кому я теперь попала, и нет пути назад. В том лесу я достаточно набегалась, чтобы возвращаться туда снова.
Я выбираюсь из машины и застываю на месте. Мне страшно входить, кажется, что, когда двери дома откроются, для меня все изменится. Возможно, я даже больше никогда не выйду оттуда. Живой.
Воспаленное сознание то и дело подкидывает страшилки из отцовских дел про маньяков. Один неверный шаг – я не сбегу: Охотник тут же меня догонит. И сделает больно. Точно так же, как сделал тогда больно той бедной лани. Он ее не пожалел – и меня не пожалеет тоже.
Смотрю во все глаза на Волкодава. Боже, имя его реально оправдывает. Мощная спина, широкие плечи, на три головы выше меня. Он меня прикончит в этом доме и в бетон закатает, так?
Охотник закуривает, смотрит на меня — между нами два метра расстояния. Лучше бы три, ну да ладно.
Стоять на месте мне больно, стопы адски жжет, но я не показываю этого. Ему ведь все равно плевать. Всем плевать. Была бы мама – может, пожалела бы, а так я сама за себя. Всегда.