Этот Адик теперь мне не кажется страшным. Нет.
Он был всего лишь пешкой, простым проводником, а теперь я попала к настоящим королям бала.
Глава 3
— Ко мне, – командует тот, кто заплатил за меня, Волкодав, но я не двигаюсь с места. Будто застыла вся, не могу ступить и шагу. Просто стою и смотрю на него, не смея произнести ни слова.
Это странно, ведь обычно я смелая, а тут… просто растерялась. Перед ним. Меня продали. Продали ему.
— Что с ней? Обдолбанная? — спрашивает Вальц, смотря на меня как на мусор.
— Такая же тварь, как и папик!
— Оно и видно. Одного поля ягоды. Сучья дочка.
Они курят, а потом чистят и заряжают ружья. Быстро, ловко, умело, точно не в первый раз.
Потом тот, который Вальц, выключает лампочку на пороге хижины, и становится реально темно. Не видно ничего, даже их силуэтов.
Все затихает, останавливается, натягивается струна.
Сглатываю, не зная, что делать. Зачем они выключили этот единственный источник света? До рассвета так темно, дожить бы.
— Включите свет… пожалуйста.
Не узнаю свой голос. Тихий писк на надрыве, простая просьба удержать контроль.
Последняя ниточка, надежда, которая разбивается о стену темноты. Мне никто не отвечает. Они уже начали игру. В меня.
Быстро моргаю, стараясь уловить хотя бы тени, но ничего не вижу. Просто черная пелена, но они здесь, я улавливаю за спиной их дыхание.
Охотники обошли меня сзади. Точно звери, рассредоточились на три стороны. И Он тоже позади. Этот мужчина в черном. Мой покупатель.
И вот теперь в темноте, оказавшись наедине со своими страхами, я слышу глухой короткий приказ:
— Беги.
Честно говоря, я не сразу понимаю, что это мне, но, когда рядом с моим ухом раздается громкий выстрел из ружья, до меня тут же доходит, что охота началась. Зайчишку загоняют.
Хуже того, я здесь совсем не в качестве свидетеля или туристки — я в роли живца.
***
Я никогда быстро не бегала, и по физкультуре у меня всегда была тройка, но сейчас совсем другая ситуация. Позади меня не учитель со свистком, а охотники с настоящими ружьями. Их трое, и я их единственная цель, которая не знает дороги.
Срываюсь и бегу вперед, не разбирая пути. Куда-то вдаль между деревьями.
На первых же ста метрах теряю свои старенькие кроссовки: они просто слетают с меня на ходу вместе с носками. Остановиться, попытаться найти обувь в этой тьме? У меня нет времени, и что-то подсказывает мне, что если остановлюсь, то это будет моя последняя передышка.
Где-то снег, грязь и острые колючки сосен, но что все это значит, если прямо за спиной верная смерть?
Я бегу босиком, не чувствуя холода. Я хочу жить.
Но судьба играет со мной злую шутку: я всего лишь дочь мента и понятия не имею, чем мой отец не угодил этим охотникам. Что такого страшного он им сделал и почему они меня ненавидят так же, как и его?
— Загоняй, слева!
— Виляет, сука. Круглова, выходи-и!
Это Вальц и Харон. Кажется, словно они идут прямо по пятам, но я их не вижу.
Сначала я слышу голоса, но после они намеренно стихают. Чтобы я не знала, где они, чтобы добыча не понимала, куда бежать.
Точно загнанный зверек, я забираюсь в самую глубь леса, проползаю мимо густых зарослей каких-то кустов, кажется, так далеко, что меня просто невозможно найти.
Я падаю в высокую траву. Подтягиваю под себя босые ноги, содрогаясь всем телом.
— Дай мне сил! Боже, помоги, прошу тебя! Прошу, пожалуйста, пожалуйста, спаси. Я хочу жить, я хочу жить, пожалуйста, – шепчу беззвучно, сгибаясь пополам от одышки, глотая ледяной ветер. Ужас, паника, адреналин и несправедливость – вот что чувствует добыча на охоте, понимая, что ей конец.
В боку уже не то что болит — там печет, а я задыхаюсь оттого, что все равно не хватает воздуха, но, кажется, я смогла оторваться. Я спасена.
Почему-то печет лицо. Я бежала, не разбирая пути, то и дело натыкаясь на острые иголки елок, на какие-то дикие кусты.
У меня дрожат руки, пальцы дергаются, словно играю на пианино, хотя я не играю. У отца на это не было ни времени, ни желания, ни сил.
Становится холодно. Зубы стучат, кажется, даже громче, чем сердце. Почему мне так холодно, почему…
Только сейчас замечаю, что я в одной только футболке. Нет куртки, она разорвалась и потерялась в пути, потому пробираться по кустарникам мне было так больно.