В конце концов выбрали общую для всех дату праздника — «первый день змеи третьего лунного месяца», потому что это время, когда дракон меняет кожу, символизирует переход от зимнего мрака греха к свету и надежде весны. Эту традицию соблюдают и по сей день.
В пору сёгуната, когда император считался особой священной и видеть его было нельзя, этот праздник олицетворял ежегодный визит незримого правителя, дабы показать интерес к своему народу и тем самым укрепить преданность к любимому, пусть и невидимому императору. В эпоху феодализма, когда у самураев жена в отсутствие мужа исполняла его обязанности, а детей поручали заботам знатных помощников, этот праздник в подобных семьях был единственной возможностью для девочек поучиться вести хозяйство — обязательный навык для каждой маленькой японки.
Лунный календарь передвинул «первый день змеи» на 3 марта, и после того как нам прислали набор куколок для Ханано, мы каждый год отмечали эту дату, как принято в Японии. Пятиярусную подставку устанавливали в гостиной и накрывали красной тканью. На подставку ставили миниатюрные фигурки императора, императрицы, придворных дам, музыкантов и различных слуг. Была ещё и кукольная мебель, и домашняя утварь. На нижних ярусах размещали столики с блюдами, которые Ханано готовила самостоятельно (я ей самую чуточку помогала) и угощала своих подружек — они всегда охотно присоединялись к ней. Вот так американские подружки Ханано приучились с нетерпением ждать «третьего дня третьего месяца», точь-в-точь как японские девочки без малого тысячу лет.
Один из таких праздников — Ханано тогда было почти пять лет — выдался для неё особенно хлопотливым, поскольку она не только исполняла обязанности хозяйки, но и, преисполнившись важности, лично отвечала на телефонные звонки с поздравлениями. Радостный праздник стал для Ханано ещё счастливее, поскольку её лучшая подруга Сьюзен привела с собой младшую сестрёнку — точёное личико, золотистые волосы, — та только-только училась ходить. Ханано со всеми гостьями держалась приветливо, а к этой изящной малютке отнеслась с особым вниманием. А вечером перед молитвой устремила на меня очень серьёзный взгляд.
— Мамочка, можно я скажу боженьке, чего я хочу? — спросила она.
— Конечно, милая, — ответила я и вздрогнула, когда, склонив голову и сложив ладони, моя дочка проговорила:
— Боженька, привет!
Я потянулась было остановить её, а потом вспомнила, что всегда учила уважать отца как первого после Бога, а к отцу Ханано обращается именно так, когда он далеко и его не видно. Я медленно убрала руку. И снова вздрогнула, услышав торжественный шёпот:
— Пожалуйста, подари мне такую сестричку, как у Сьюзен.
От удивления я лишилась дара речи, а Ханано тем временем дочитала «Спать ложусь на склоне дня».
Укладывая Ханано, я спросила:
— Почему ты попросила у Бога сестричку?
— Потому что у Сьюзен сестричка появилась именно так, — пояснила Ханано. — Сьюзен долго молилась, и вот её сестричка здесь.
Я удалилась не без трепета сердечного, поскольку знала, что молитву её услышат.
Мартовский праздник давно прошёл, и почти миновал май, когда однажды утром отец Ханано сообщил ей, что у неё появилась сестричка, и привёл её в комнату к младенцу. Ханано, широко раскрыв глаза от изумления, уставилась на черноволосую и румяную малютку Тиё. А потом, не сказав ни слова, отправилась прямиком вниз, к бабушке.
— Я молилась не о таком, — смущённо призналась она нашей матушке. — Я хотела младенца с золотистыми волосами, как у младшей сестрёнки Сьюзен.
Случившаяся в комнате Клара заметила с непосредственностью, свойственной американским служанкам:
— Японский ребёночек с золотистыми волосами — вот была бы умора!
— Она не японский ребёнок! — возмущённо вскричала Ханано. — Я не просила японского ребёнка! Мне не нужен японский ребёнок!
Матушка усадила Ханано к себе на колени, объяснила ей, как мы счастливы, что у нас в доме две японские девочки, и в конце концов утешила её сокрушённое сердечко.
В тот же день матушка заметила, что Ханано долго сидит в молчании перед большим зеркалом между двух передних окон гостиной.