Ситуация непростая, и я в незавидном моём положении не могла сказать слова поперёк. Но надежда у меня была. Ханано хоть и считалась главой семьи, но была ещё ребёнком, следовательно, её мать, как временная правительница, обладала какой-никакой властью. Пользуясь этим, я попросила совета у дяди Отани. Объяснила ему, что Мацуо в завещании высказал желание, чтобы его дочери — поскольку сыновей у него не было — получили общее образование вроде того, какое им дали бы в Америке. И осмелилась попросить — во имя Ханано и властью, данной мне волей её отца, — чтобы мне позволили руководить учёбой дочек.
Дядя Отани подивился такой неслыханной просьбе, но, поскольку ситуация сложилась неординарная, созвал семейный совет. Если дело касается вдовы, обычно приглашают и членов её семьи, а поскольку брат мой присутствовать не мог, матушка послала взамен него моего прогрессивного токийского дядюшку, того самого, который принимал столь живое участие в наших советах перед моим замужеством. Ханано, как главе семьи, полагалось обязательно присутствовать на совете, но, разумеется, выражать свою волю она могла только через меня.
Японскую одежду она носить ещё толком не научилась, так что я нарядила её в лучшее белое платье с рюшами и кружевами. Я постаралась, чтобы платье было очень просторным, ибо в американской одежде очень трудно сидеть смирно, как предписывают японские обычаи, а шевелить нижней частью тела (пусть даже тихонько) на собраниях семейного совета считается верхом неучтивости. Я объяснила это Ханано и присовокупила, что её дедушка — в ту пору, незадолго до Реставрации, ему было на два года меньше, чем ей сейчас, — подолгу просиживал на важных политических совещаниях. «Досточтимая бабушка рассказывала мне, что он всегда держался очень прямо и с достоинством, — сказала я, — и ты должна брать с него пример». После этого мы отправились на совет.
Я беспокоилась: как-то примут мою дерзновенную просьбу? Для большинства членов совета я была всего лишь вдова, которая зависит от своей дочери, женщина с эксцентричными прогрессивными представлениями, а у родственников вся власть, и буде три члена совета выскажутся против меня и моих предложений, мне не только откажут в просьбе, но и вовсе разлучат с детьми. Мне положат щедрое содержание — хоть в теперешнем моём доме, хоть где, если мне заблагорассудится уехать, — но мои дети останутся у родственников своего отца, и никакие законы, ни небесные, ни земные, в Японии не сумеют этому помешать. Не то чтобы семья Мацуо намеревалась обойтись со мной несправедливо, я никого и не подозревала в этом, но факт есть факт: у них власть.
Совет длился долго и состоял из учтивых предложений и серьёзных, пусть и абсолютно спокойных, споров. Я слушала склонив голову, время от времени — но не очень часто — поглядывала на взволнованную дочь, она сидела прямо и неподвижно средь величественных старших. Два часа кряду Ханано не шелохнулась. Но потом у бедняжки свело ногу, Ханано вздрогнула, растянув пышную юбку, ойкнула и схватилась за колено.
Никто даже не обернулся, но я с болезненным комом в горле отдала земной поклон и сказала:
— Я смиренно прошу досточтимый совет простить неучтивость моей дочери, воспитывавшейся в чужой стране, и позволить ей вместе со мною покинуть благородное собрание.
Дядя Отани, не пошевелившись, кашлянул в знак согласия.
Я напоследок поклонилась у раздвижных дверей и закрыла их; мой токийский дядюшка выбил трубку о край стоявшей рядом с ним табакерки.
— К счастью, на О-Эцу-сан можно положиться, — медленно произнёс он, — ибо, вне всякого сомнения, любой из нас пришёл бы в недоумение, если бы вынужден был взять в дом двух невоспитанных американских детей с непривычными к дисциплине ногами, с платьями в оборках и грубой речью.
Уж не знаю, говорил он по-доброму или со злостью, как не знаю и того, повлияли ли его слова на прочих, однако же через час, после медленного, вдумчивого, серьёзного и совершенно справедливого обсуждения семейный совет решил: учитывая просьбу Мацуо и тот факт, что его вдова заслуживает доверия, следует в порядке эксперимента дать согласие.
Тем вечером я положила свои подушки меж детских постелей — близко-близко — и легла под одеяло, не помня себя от облегчения и благодарности.
Глава XXV. Наш токийский дом
Несколько недель спустя мы с детьми и кухаркой, искусной маленькой Судзу, поселились в прелестном доме в Токио. С родственниками Мацуо условились так: время от времени они будут нас навещать, проверять, всё ли в порядке, я же по всем вопросам, пусть даже самым пустяковым, буду обращаться к семейному совету.