Ася, дрожжа, подошла к ней, со страхом глядя на крошечную фигурку под одеялом.
Это не могла быть ее мать, и все-таки, была.
- Ты врешь, - прошептала она, обращаясь к черному шаману.
- Ты знаешь, что нет, - ответил он в ее голове.
- Что с ней?
Шаман не отвечал.
Шаги в сенцах заставили Асю вздрогнуть и заметаться. Кто войдет сейчас? Что ему говорить? Она огляделась в поисках убежища и, не придумав ничего лучше, залезла на полати, где схоронилась за цветастой занавеской.
Оттуда, как вор, смотрела она, как в дом входит отец.
Он был таким же полупрозрачным, как и его жена. Седые волосы торчали во все стороны, лицо потемнело от загара, руки – израненные, с черной каемкой вокруг обломанных ногтей, тряслись. Сорьонен выглядел, как сосед после недельного запоя. Ася встряхнула головой и сжала челюсти. На печи было пыльно, она боялась, что чихнет и выдаст себя.
- Слушай, - напомнил о себе Черный. – Просто слушай.
Сорьонен прошелся по комнате, словно что-то пытаясь найти, но взгляд ни за что не цеплялся. Потерянный скользнул он равнодушно по иконам в углу, по занавешенному окну, по горшкам на столе, мазнул по печи – Ася сьежилась и застыла. Отец ее не заметил, и, тяжело вздохнув, опустился на корточки возле лежанки.
Минуту, может две молча смотрел на женщину, потом осторожно поправил рыжую прядь надо лбом.
- Марина, - тихо сказал он. – Слышишь меня?
Ася отметила, что отец говорил по-русски, с едва заметным акцентом, но скорее все-таки чисто. Голос его звучал как-то хрипло, будто бы он долго до этого где-то в лесу орал. Или выл. Сразу представился большой белый волк с голубыми глазами, тот самый. Ася задержала дыхание, когда услышала слабый голос матери.
- Кари.
Имя отца прозвучало почти невесомо.
Ася похолодела от мысли – Марина умирает и знает это. Очень давно.
Ее уже почти взрослая дочь из другого времени и места сцепила зубы, чтобы не расплакаться и не зашмыгать носом из-за занавески.
- Я хочу кое-что попробовать, - сказал доктор. – Знаю, ты не веришь в такие штуки... Это, конечно, не так логично и понятно, как твои механизмы, но и эта страна сильно отличается от твоего родного Востока. Здесь все другое. Земля, лес, камни – это все не просто камни. Они живые. Знаю, звучит, как какой-то первобытный бред, как сказки... У вас ведь есть на Востоке сказки, верно? Как и у нас. Я и сам раньше думал – ерунда, просто рассказы стариков, но с тех пор случилось много того, что я не смог бы объяснить никак иначе.
Чуть отогнув занавеску Ася видела, что отец держит мать за руку. Очень бережно.
- Я до сих пор не уверен до конца, прав или ошибаюсь. Но я должен попробовать, понимаешь? Я не могу потерять тебя.
- Так судил бог, - сказала Марина. – Я готова.
- А я не готов! – повысил голос доктор. – Я так долго был где-то далеко, когда нужен был тебе! Я и теперь прокрался сюда, как вор, как беглый каторжник - в собственный дом! И я ничего, уже ничего не могу сделать для тебя, как врач!
Марина тяжело закашлялась, и Ася увидела, как на почти бесплотной руке, которую та прижала ко рту, показалась темная кровь.
- Туберкулез, - вспомнился Достоевский, которого Ася нехотя читала в школе.
Кажется, туберкулезом тогда болели почти все. И выходит, ее мать – тоже. Но почему тогда черный шаман сказал, что отец ее убил? Что-то не сходилось.
- Дай мне попытаться, - сбавив тон, попросил доктор. – Как врач, я первый себя осмеял бы за это. Но Тао Мэй, помнишь, я тебе о нем рассказывал... он поддержал бы мою идею. Наверняка бы, поддержал.
Наверное, мать кивнула, потому что голос Сорьонена обрел уверенность.
- Мы попробуем, - заключил он. – Сегодня же ночью. Кажется, новолуние – хорошее время.
Марина снова закашлялась.
- Будь что будет, - наконец, произнесла она. – Делай, как хочешь.
И в ее слабом голосе Асе послышалась обреченность.
Отец больше не тратил время на убеждения, да и этот короткий разговор явно утомил Марину. Ася с полатей подглядывала за бурной деятельностью, которую развел доктор. Он бегал по избе, перебирал посуду, кухонный инвентарь, потом вывалил на пол содержимое невероятно грязного и затасканного вещмешка. На чисто выскобленных досках появились те самые пакетики из цветного шелка, тоже повидавшие жизнь. Сорьонен принялся нюхать их, перекладывать, периодически глядя на жену будто бы в поисках поддержки.
Отец словно хотел услышать от нее, что все делает верно – выбрал нужный горшок, нужную деревянную ложку и правильные мешочки с травами, но Марина ничем не могла ему помочь. Она лежала безучастно и, кажется, снова провалилась в тяжелый летаргический сон.