— Нет, пойдем сейчас, с нами!
В это время надзиратель, присутствовавший при свидании, объявил, что время истекло и свидание закончено. Жена взяла за руки ребят и, понурив голову, медленно тронулась. Дети заплакали.
— Идем с нами! — сквозь слезы кричал Павлуша. — Идем домой!..» («Пройденный путь»).
…То ли еще будет с так называемыми ЧСИРами — членами семей врагов народа! Уж им не видать никаких свиданий в тюрьме; их малолетних детей в большинстве случаев отправляли в детприемники.
Но, несмотря на весь энтузиазм и бунтарство, Ольга Евгеньевна, случалось, упрекала мужа. Он, дескать, загубил ее жизнь, «от него она видела одни страдания». Она была так же против брака своей дочери со Сталиным, но дочь ее не послушала. «Твоя мать была дурой!» — кричала она уже после трагической гибели Надежды Светлане.
В годы перед революцией Ольга Евгеньевна закончила курсы по акушерству по примеру Софьи Перовской, а когда началась первая мировая война, стала работать в госпитале, где ухаживала за ранеными, очень ее полюбившими, шила белье для солдат.
Светлана делает упор на «непрактичности» бабушки, которая прибегала к всесильному зятю лишь в самых мелких случаях. «Обычно у нее накапливался запас каких-то чисто бытовых жалоб и просьб, с которыми она обращалась в свое время в удобный момент еще к Владимиру Ильичу (хорошо знавшему и уважавшему всю семью), а позже к отцу. И хотя время разрухи и военного коммунизма давно прошло, бабушка в силу своей неприспособленности к «новому быту» часто оказывалась в затруднениях самых насущных. Мама стеснялась много помогать своим родным и «тащить все из дома», — тоже в силу всяких моральных преград, которые она умела перед собой воздвигать, и часто бабушка, совершенно растерянная, обращалась к отцу с такой, например, просьбой: «Ах, Иосиф, ну подумайте, я нигде не могу достать уксус!» Отец хохотал, мама ужасно сердилась, и все быстро улаживалось» («Двадцать писем к другу»).
Владимир же Успенский имеет свои взгляд на «неприспособленность» Ольги Евгеньевны.
«К таким понятиям, как скромность, достоинство, Ольга Евгеньевна на старости лет была совершенно глуха, чем изрядно досаждала Иосифу Виссарионовичу. Он был одним из немногих представителей сильной половины рода человеческого, к кому Ольга Евгеньевна обращалась без малейшего жеманства, кокетства, но зато совершенно бесцеремонно: будто настолько осчастливила Сталина, что ему вовек не рассчитаться. Это ведь она, дорогая теща, вывезла из Ленинграда многочисленных родственников и помогла каждому занять достойное место. «Иосиф! — требовательно говорила она. — Павлу нужна квартира. Ну что это такое, он ютится в одной комнате». Или: «Иосиф, в магазине нет соли, позаботься, пожалуйста». «Дачных охранников, шоферов, прислугу Ольга Евгеньевна в грош не ставила и бранила постоянно, как заправская барыня; все боялись и сторонились ее» (В. Успенский. «Тайный советник вождя»).
Когда ее дочь Надежда покончила с собой, Ольга Евгеньевна очень страдала. Но и она не посмела ни в чем упрекнуть Сталина. «Эта общая боль не обсуждалась никогда вслух, но незримо присутствовала между ними. Может быть, поэтому, — когда весь наш дом развалился, — отец все чаще уклонялся от встреч с бабушкой и дедушкой» («Двадцать писем к другу»).
После смерти Надежды супруги Аллилуевы стали жить врозь. Скорее всего, в Сергее Яковлевиче накопилась усталость от бесчисленных измен жены, от ее авантюрных романов, в которые она бросалась очертя голову, как будто не в его, а ее жилах текла горячая цыганская кровь.
Ольга Евгеньевна и в старые годы выглядела замечательно. У нее сохранилась, несмотря ни на что, царственная осанка, гордый, прямой взгляд, в движениях проступало чувство собственного достоинства. Чистая, опрятная старушка с намотанными на запястье янтарными четками… Возможно, по ним она произносила: «Богородице, Дево…» — такой она запомнилась Светлане.
Сергей Яковлевич, к своему счастью, не дожил до того дня, когда была арестована и брошена в тюрьму его старшая дочь Анна, но Ольга Евгеньевна дожила. Она писала длинные письма «Иосифу», давала прочесть их Светлане, потом забирала обратно, понимая, «что это ни к чему не приведет».
Умерла она за два года до смерти зятя, который был немногим моложе ее.
…Следует добавить, что Светлана в «Письмах» составила бабушке и дедушке достойную эпитафию, в заключение назвав их «рыцарями правды и чистоты».
Осетинский сапожник и грузинская прачка
Образ отца Сталина в представлении историков как бы двоится. Многим великим или «великим» в кавычках людям приписывают более знатное рождение и более родовитых родителей, чем те, которые воспитывали их. Не избежал этой участи и Иосиф Виссарионович Сталин, отец Светланы Аллилуевой Антон Антонов-Овсеенко в книге «Сталин без маски», ссылаясь на сообщение старого грузинского меньшевика Нестора Менабде, которому якобы Сталин в красноярской ссылке раскрыл тайну своего рождения, пишет: