— Постараюсь.
Пара минут — и всё.
В квартире воцаряется тишина.
Ушёл…
Недолго думая, расстёгиваю пуговицы кофты. Отодвигаю чашечку лифа, сделанного специально для кормления. И даю малышке припасть ротиком к груди.
Тут же успокаиваюсь, отгородившись от пережитых эмоций.
Как же страшно было давать тебя, солнышко, ему на руки…
Качаю малышку на своих руках, прикрыв глаза.
Рядом с ней меня ничего не волнует.
Главное, чтобы с ней всё было хорошо…
Улыбаюсь, глядя на её полузакрытые глазки и довольный вид.
— Ты у меня шарф в машине забыла.
Резко вскидываю взгляд, боковым зрением замечая фигуру в дверном проёме.
Там стоит Волков. С моим шарфом в руках. А его взгляд молниеносно летит на Сонечку и мою грудь.
Глава 20
Глава 20
Гордей
Напряженно смотрю на Соню. Она делает это в ответ, разглядывая меня своими огромными серыми глазами, как и у мамы. На пару секунд расслабляется, улыбаясь, но, когда видит моё непрошибаемое лицо, становится такой же недоступной и скованной.
С детьми у меня туго.
Нет, я их люблю, но… боюсь привязаться.
А это плохо. То же самое, что подписать себе смертный приговор.
Поэтому с Соней пытаюсь даже не говорить. А это тяжело. Она такая милая, что хочется погладить её по светлой головке, прижать к себе пухлой щёчкой. Она ещё хочет кушать, поэтому слюней полный рот и посасывает воздух.
Какая-то пара минут — и я уже очарован этой крошкой.
И как только появляется возможность — не спорю с Настей и ухожу.
Меня удовлетворило то, что я увидел.
Она живёт хорошо. С таким-то братом — и понятно. Но не в этом дело.
Квартира у неё уютная, светлая. Сразу видно, где этот маленький дизайнер приложил свою руку.
У неё на стенах написан букет розовых роз. Расставлены безделушки по местам. Не абы как, а красиво. Увидел только одну комнату. Уверен, вторая не хуже. Там, видимо, спальня с её женишком.
У неё всё хорошо, и я должен быть спокоен.
Но вместо этого, стиснув челюсти, вылетаю из квартиры. В гневе.
Всё это — принадлежит не мне.
И это бесит. Вызывает желание кого-нибудь убить.
И чтобы этого не сделать — сажусь в машину, завожу мотор. Хочу тронуться с места, но взгляд касается пассажирского сиденья. И розового шарфа, свисающего на коробку передач.
Вот же растяпа, забыла его.
Хватаю шарф и быстро выхожу из салона, помня, что дверь у неё открыта.
Поднимаюсь на первый этаж и прямо перед дверью словно задерживаю дыхание. Квартира пропитана запахом Насти, детского приятного порошка и чем-то ещё. Сложно сказать.
Перешагиваю порог, разуваюсь и прохожу в гостиную.
— Ты у меня шарф в машине забыла, — поднимаю его в воздух, как доказательство.
И столбенею.
Я не вовремя.
Настя, сидя на диване с обнажённой грудью, кормит малышку.
И, млять, это лучшее, что я видел в жизни.
Залипаю. Как ненормальный.
Настя дёргается, отчего грудь качается, и Соня выпускает её изо рта. Набухшая горошина с белой жидкостью мелькает перед глазами.
Сглатываю.
И оторваться от этого вида не могу.
— Гордей! — Покровская повышает голос, и он действует для меня как отрезвляющая оплеуха. А мне ни хрена не стыдно, кроме того, я не убегаю, когда меня ловят с поличным за рассматриванием женской груди. — Ты…
Сонечка от испуга начинает плакать, и я уже хмурюсь. Напугали ребёнка. Из-за меня.
— Я оставлю шарф на тумбочке, — хрипло говорю, сам от себя не ожидая. Отворачиваюсь, хотя разглядывал бы Настю ещё много времени.
А она испугалась. Глаза не видел, а вот тон всё выдал.
Ухожу, кинув шарф на тумбочку в коридоре. Снова сигаю из квартиры и валю от этого места куда подальше.
Приезжаю домой. Возбуждённый, взбудораженный.
Капец, как меня торкнула эта сцена.
И дело даже не в самой груди. А потому, что это Настя. Её ребёнок.