Но эту тайну своего сердца она никому не могла открыть, даже матушке. А уж Збире — и подавно.
Прогуливаясь по саду и хрустя печеньем, Темань заметила Кагерду вполголоса:
— Тебе не кажется, что Онирис влюблена?
Тот, подумав мгновение, предположил:
— Может, в Збирдрид? У них с детства такая привязанность...
— О нет! — закатив к небу большие светлые глаза, вздохнула Темань. — И близко нет, я чувствую. Но она такая молчунья, слова лишнего никогда не проронит, даже не намекнёт...
— Давай наберёмся терпения, дорогая госпожа Темань, — улыбнулся Кагерд. — Думаю, если какая-то сердечная тайна у Онирис и есть, то рано или поздно всё откроется.
— Ты, как всегда, мудр, друг мой! — с мягким смешком ответила Темань. — Что ж, подождём.
*
От стука могучих копыт чёрного жеребца гудела земля: Збирдрид мчалась по дороге через поле, усеянное высокими жёлтыми цветами. Она добыла в городе всё, о чём просила родительница, и узлы с покупками были пристёгнуты сзади к седлу. Встречный ветер трепал чёрную с каштановым отливом гриву коня и рыжую копну волос Збирдрид, которую та даже не заплетала в косу, а перехватывала в нескольких местах ремешками. Эту густую, струящуюся языками дерзкого пламени гриву невозможно было даже руками обхватить и собрать.
Высокие сапоги наездницы покрылись дорожной пылью. Совсем не в городе Збирдрид задержалась, остановиться её заставило происшествие с повозкой, которую она заметила издали. Кузов стоял у обочины дороги, а один из шестёрки дюжих носильщиков стонал в скрюченной позе на четвереньках. Опытным взглядом целительницы Збирдрид сразу определила очаг боли: у носильщика «вступило» в поясницу — профессиональная травма этих ребят. Нагрузкам они подвергались нешуточным, работали на износ.
Седок вышел из повозки и озабоченно склонился над бедолагой. Это был высокий и стройный офицер в сверкающих сапогах, чёрном плаще, чёрной треуголке с опушением из белых перьев, опоясанный саблей и кинжалом — кортиком. По тёмно-синему цвету мундира Збирдрид определила в нём моряка. В чинах и званиях она была не сильна, но предположила, что тот мог быть капитаном корабля.
Подъехав поближе, Збирдрид соскочила с седла, и её шпоры звякнули при ударе ног о землю. Офицер посмотрел на неё, и молодая целительница немного смутилась, поняв, что ошиблась с его полом: капитан оказался женщиной. В заблуждение Збирдрид ввёл высокий рост и богатырское телосложение носительницы мундира. Энергичные и волевые черты её лица были очень красивы, а в глазах, опушённых тёмными ресницами, будто звёздная бездна распахивалась — бесконечная, щекочущая холодком мурашек. Впрочем, Збирдрид была не из робкого десятка — взгляд выдержала.
— Здравия тебе, госпожа, — сказала она учтиво. — Вижу, беда с носильщиком приключилась?
— Так точно, — ответила женщина-офицер. Голос у неё был глубокий и звучный, прохладный и чистый, рокочущий внутренней волчьей силой. — И как теперь дорогу продолжать? Ребята говорят, что им нельзя неполным составом нести повозку с седоком — равновесие, видите ли, нарушится, пострадает безопасность поездки. А без седока — можно. Выходит, дальше мне пешком идти придётся.
— А куда ты, позволь спросить, путь держишь? — поинтересовалась Збирдрид.
— В Верхнюю Геницу, — ответила женщина-офицер.
— О, так я тоже туда направляюсь! — воскликнула Збирдрид. — А бедняге я попробую сейчас помочь. Я дочь Бенеды, костоправки. — Она поднесла к глазам носильщика раскрытую ладонь и сказала: — Смотри в середину моей руки! Твоя боль — у меня вот здесь!
С этими словами она сжала кулак, точно муху поймав. Потом она направила луч целебного воздействия в очаг боли, поработала с позвонками и нервами, а также межпозвоночными хрящами: они у парня были здорово изношены. В спине носильщика хрустнуло, и его товарищи даже вздрогнули. Женщина-офицер с пристальным интересом наблюдала за работой молодой целительницы; у неё вспотел лоб, и она сняла шляпу, вытерла его платком. На её голове в лучах Макши золотился коротенький ёжик, а на спину с затылка спускалась косица, перевитая чёрной ленточкой.
— Ну всё, пусть теперь отдохнёт с часик, — закончив работу и сняв обезболивание, сказала Збирдрид. — И можно будет продолжить путь.
Ей и самой не мешало бы немного перевести дух: она порядком выложилась во время лечения. Женщина-офицер предложила ей присесть в повозку, и Збирдрид не отказалась, а остальные носильщики уселись прямо на придорожную траву.
— У тебя чудотворные руки, сестрица! — воскликнула путешественница. — Я чрезвычайно признательна тебе за помощь.