Когда Лангурий вышел от сестер, Подмастерье не услышал. Он узнал об этом лишь тогда, когда к нему постучала Аколазия. Лангурий держался молодцом. Только Подмастерье хотел попрекнуть его за затянувшийся визит, как он с сожалением проговорил:
- Рад был бы до утра остаться с вами, да дома не предупредил и на работу мне надо рано утром.
- На работу?!
- Первая служба в церкви в шесть часов утра."
Лангурий расцеловал в обе щеки Аколазию, потом Мохтериона и, перекрестившись, вышел из дома. Аколазия хотела идти к себе, но Подмастерье придержал ее за рукав.
XV
- Не припоминаю, чтобы ты кого-нибудь провожала, - сказал Подмастерье Аколазии. - Надо полагать, Лангурий заслужил это.
- Лангурий душка. Я думаю, он не забудет нас.
- Ты показала ему свою Библию?
- Сразу же, но мне показалось, что он не очень обрадовался.
- У него могли быть свои соображения. Я тебя задержал из-за Детеримы. Скажи ей, что ее ждут.
- Не многовато ли для начала?
- Да ведь продолжения не будет. Как же может быть многовато или даже “достаточно” в самом начале?
- Пойдем вместе, - секунду подумав, ответила Аколазия.
- Сперва зайди ты, - предложил Подмастерье и, подождав, пока его не окликнули, зашел сам.
- Как настроение, Детерима? - спросил он у что-то дожевывающей Детеримы.
- Отложить нельзя?
- О ком ты? Об ожидающем? Исключено!
- Мне надо помыться.
- Я быстро согрею воду на газе.
- Да у меня кипятильник давно уже в баке, - вмешалась Аколазия.
- Может, ты пойдешь? - обратилась к сестре Детерима.
- Детерима! Хватит нежиться! Пришли к тебе. Аколазия, помоги ей, да побыстрее. Я еле держусь на ногах!
- Вот это спрос! - весело воскликнула Аколазия, взяла наполовину полный стакан, может и не свой, и выпила. - Заказ принят! Подождите пятнадцать минут.
Подмастерью хотелось шлепнуть ее по ягодицам, но он передумал и вышел из комнаты.
Из его комнаты доносились звуки музыки. Клеострат скрашивал одиночество бренчанием на инструменте. Подмастерье ускорил шаг, так как не мог вспомнить, закрыл ли окно. Пора было перебираться в залу. Клеострат внял просьбе и прекратил бренчать.
Детерима заставляла себя ждать. Клеострат, безостановочно разглагольствующий о самых разных вещах - от футбольных новостей до войны в Афганистане, - наконец умолк, очевидно, предпочтя напряженность ожидания перемалыванию ненужной, но тем не менее помимо его воли осевшей в сознании информации. Он примеривался к своей постели и все не мог угомониться, видимо сомневаясь в том, во всех ли намеченных им позах можно будет на ней совокупляться. Подмастерье чувствовал, что Клеострат начинает дуться ввиду ожидавших его разочарований, но, поскольку его недовольство не выражалось в словах, терпеливо переносил чужие муки.
Скрип двери застал Клеострата в какой-то ведомой только ему позе над диваном и заставил застыть в ней. В последний момент он все же принял вертикальное положение, но тут же снова замер при виде Детеримы.
Произведенное ею впечатление на этот раз мог вполне разделить и Подмастерье. Детерима была в прозрачном, не скрывающем ее прелестей пеньюаре. Увидев приготовленную постель, она капризно спросила “Здесь?” Получив два утвердительных кивка головой, она сбросила этот единственный покров, мигом оживив истомившихся в ожидании друзей.
Подмастерье инстинктивно опустил голову. До этой минуты он не видел Детериму обнаженной и мгновенно испытал на себе, сколь небольшим удовольствием было любование ее обнаженным телом в паре с другим самцом, оплачивающим к тому же, в отличие от него, свое право на это любование. Она уже накрылась тонким покрывалом, когда он, опомнившись, сдвинулся с места и пожелав спокойной ночи, вышел из комнаты.
Звуков, мешающих заснуть, слышно не было, а поскрипывание дивана, приглушенное стенкой между залой и его комнатой, не могло создать больших неудобств, но тем не менее Подмастерье спал плохо, часто просыпался и пытался успокоить себя тем, что по-иному быть и не может. Но никакие увещевания не помогали, и сон упорно не шел.
Глава 10
I
“Ведь я не смогу с утра приняться за за нятия, пока они не выйдут из комнаты. Как я не подумал об этом раньше?”, злился на себя Подмастерье, когда стало светать, а он никак не мог заставить себя подняться с постели. Единственным оправданием лени служило то, что никакого смысла в раннем подъеме все равно нет, ибо он не подготовился к занятиям в зале и оставил все необходимое в своей комнате.