Поэтому он закрыл глаза и предался дремотной истоме. Когда он открыл глаза в следующий раз, комната была залита светом и, прикинув за неимением часов, сколько может быть времени, Подмастерье определил, что сейчас около девяти, и залеживаться дольше просто губительно для плана занятий. С другой стороны, никаких признаков пробуждения и тем более расставания из занятой любовной парочкой комнаты не поступало, впрочем, как и из комнаты Аколазии.
Подмастерье занялся утренним туалетом, не особенно стараясь поменьше шуметь, чтобы не перебудить всех в доме, а шума, надо сказать, было предостаточно, учитывая, что в старом, давно не знавшем ремонта доме скрипели почти все половицы, не говоря уже о дверях, - звуки, малоприятные для чужого уха, но родные для хозяина дома, а потому казавшиеся почти музыкальными.
Чувствовал он себя препаршиво: мысли о занятиях и заброшенной истории Лота уступили место не менее, если не более мучительному ощущению голода, которое все нарастало, не прощая непривычного невнимания к законным требованиям желудка.
Конечно, можно было ввалиться к Аколазии, да и повод был как нельзя более подходящим - по его расчетам, ему полагалась любовная сходка за вчерашний день, которая по принятым правилам, не аннулировалась, если не состоялась по какой-то причине в должное время. Но Подмастерье не был психологически подготовлен к тому, чтобы, будучи выбитым из привычной колеи, с легкостью переключаться на первое попавшееся занятие.
Ожидание, сдобренное терпением, и на этот раз должно было служить единственным орудием в вынужденно пассивной обороне. Укорачивать отдых спаривавшихся во имя любви он не хотел, да и не мог, ибо, сколь ни трепетно относился он к своим духовным запросам, права и интересы тех, кто непосредственно служил идее, он оберегал не менее строго.
Утреннее ожидание в силу своей непривычности превратилось почти в непереносимую пытку, которая усугублялась собственной нерасчетливостью, или, вернее, оплошностью, приведшей к нему. Но злиться на себя и сетовать на неблагоприятное стечение обстоятельств было поздно. Подмастерье уже готовил себя к тому, что ему придется немало натерпеться до полудня, но, услышав спустя какие-то полчаса знакомые звуки, с радостью заключил, что долгожданный подъем совершился и дальше события будут разворачиваться побыстрее.
Так и получилось. Дверь залы открылась, и Детерима, голая, с одеждой в руках, медленно направилась к себе. Даже без подразумеваемых морских волн и не существующей в действительности корзины для белья, Подмастерье поспешил сравнить ее с Венерой Праксителя, которую не могли лишить прелести ни усталость после отработанной ночи, ни вялая походка, ни запах, исходящий от нее и свидетельствующий о том, что в ночную смену трудилась она в поте лица своего, хотя как раз лицо здесь было совсем ни при чем.
Он поздоровался с ней, но его “Доброе утро!” повисло в воздухе. Не получив от ветного приветствия, Подмастерье склонен был не столько сожалеть об этом, сколько радоваться тому, что она не разрыдалась или не свалилась на пол от полного упадка сил.
Чувствуя себя виноватым за то, что он-то полон сил, Подмастерье поспешил к себе и, пройдя комнату, непроветренность которой вместе с неубранностью постели не могла его успокоить, прошел в галерею, где у окна пристроился Клеострат, развалившись на стуле и раскинув ноги, наподобие ножек циркуля. Увидев Мохтериона, Клеострат подобрал ноги, поднял в знак приветствия правую руку и хотел было привстать, но, чуть приподнявшись, снова рухнул на стул.
- Что ж ты так перестарался, мог бы и пощадить себя! - заметил Подмастерье, отвернувшись от гостя и спешно приступая к приготовлению завтрака.
- Хотел бы я посмотреть, как бы ты щадил себя, отвалив такую кучу денег. Хорошо еще, что я выкроил деньги на такси, а то и до дома не добрался бы.
- У тебя не оставалось денег на дорогу?
- Не на такси, во всяком случае. Кто знал, что я так осовею? Да, правильно говорит мой сослуживец Дамп - ночью надо спать!
- А ты, что же, совсем не спал?
- Почти нет. Что ты готовишь?
- Манную кашу.
- Нет, дорогой, сейчас мне нужны телячьи котлеты.
- Но не с утра же?
- Какая разница? Если тебя не устраивают котлеты, пусть будет бутерброд с икрой!
- Извини, ничем не могу помочь.