жизни.
Что же оставалось делать? Если бы даже Зелфа решила все для себя, что сталось бы с Махлой? Как собиралась поступить она? Какое сопротивление могли оказать отец и сестра ?
Перед непосредственным объяснением с ними Зелфе захотелось воссоздать всю картину, вырисовывающуюся в результате ее напряженных раздумий.
Мать, всю жизнь не понимающая замкнутости и мрачности мужа, после событий, происшедших с ними в Содоме, осознала свою вину, состоявшую в поверхностном и неглубоком проникновении в причины, побуждающие мужа вести себя именно таким образом и иметь характер, столь неприемлемый для нее.
Ответственность и забота о благополучии семьи не могли не держать мужа в постоянном напряжении. Для нее стало ясно, что изжить отчужденность всей прошлой жизни ей будет не по силам и лучшее, что она может сделать для семьи, это уйти из жизни, вынеся себе такой приговор ради блага близких и заглаживания своей вины.
Махла пережила смерть матери, быть может, тяжелее всех, но в ней могло зародиться сомнение относительно причин ее гибели. Естественное желание младшей сестры выйти замуж, ее преклонение перед отцом и уважение к старшей сестре должны были найти единственный выход, направленный прежде всего на благополучие семьи.
Удаление от мира и подавленность из-за всего пережитого превратили отца если не в живой труп, то, по меньшей мере, в тень того человека, которого помнили и любили до чери. Казалось, все остатки его воли были собраны в кулак и брошены на противостояние природе - без и вне людей.
Возвращение отца к жизни, исполнение желания матери, счастье дочерей находились в замкнутом круге, и надо было прило жить еще немало усилий, чтобы остаться в этом круге и сделать все то, что необходимо было сделать.
IV
Вопрос о том, думала ли мать о том, что с превеликим трудом пробило себе путь в сознании Зелфы, ее больше не интересовал. Задействованы были ее желания, ее ответственность, ее решимость и ее жертвенность, и она была уверена, что завоевала право не оглядываться назад и идти вперед.
Зелфа искала подходящего случая для беседы с отцом и смирилась с тем, что ему предстояло пройти некое испытание, имеющее целью проверку его сопротивляемости всему тому, что могло быть ему непонятным.
Дожидаться такого случая пришлось недолго, и Зелфа, предупредившая сестру о своем желании поговорить с отцом наедине, могла не беспокоиться, что ей могут помешать.
Разговор происходил в беседке рядом с их жилищем. Отец и дочь сидели друг против друга, на достаточно большом расстоянии, но настолько внимательно прислушивались к каждому слову друг друга, что и более внушительная дистанция между ними не послужила бы помехой взаимопониманию.
- Отец, я хочу спросить тебя кое о чем, - начала Зелфа, вглядываясь в отца, потупившего голову и упершегося взглядом в землю.
- Спрашивай.
Он, нагнулся, поднял голую ветку, и начал чертить кончиком по земле.
- Я хочу узнать, что ты думаешь о нас, о нашем будущем.
- О тебе и Махле?
- И о себе тоже.
Отец задумался. Зелфа была готова к продолжительным паузам в их беседе.
- Раньше, когда я думал меньше, я мог бы сказать больше, - усмехнулся отец, но улыбка мгновенно исчезла с его лица. - Что же ты хочешь услышать от меня?
- Отец, я понимаю, что тебе нелегко говорить о том, что ты загнал в самую глубину души, но время уже никогда не будет для нас более благоприятным, чем сейчас, и поэтому тоже я хочу услышать, что думаешь ты, а не то, что хотелось бы мне. Прости, но я не могу идти на уступки. Речь идет не только обо мне, или только о тебе, или обо всех нас. Речь идет о чем-то большем, чему все мы должны подчиниться.
- Но тогда почему бы тебе прямо не спросить меня о том, подчинюсь я или нет?
- Я спрошу об этом позже, если в этом будет надобность. Пока же меня интересует то, о чем я тебя спросила.
- Тебе наскучило жить вдали от людей?
- Думаю, даже Махла не ответила бы на это утвердительно. Я же благодарна тебе за то, что ты показал нам, что можно и нужно жить вдали от них.
- Можно - да, но нужно ли? Жить подальше от людей, - ведь это не только увеличение измеримого расстояния между ними и нами.
- Я продолжу твою мысль; это и удаление от их мыслей и взглядов, от их радостей и печалей, от всего того, что им кажется приемлемым и само собой разумеющимся.
- Может и так. Но откуда взять силы, чтобы утвердиться в своих собственных, от личных от других, мыслях, радостях и горестях, в жизни, отличной от жизни других?